Высшая школа в Российской империи в воспоминаниях выпускников

АННОТАЦИЯ

Мы попытаемся выяснить истинное выражение университетского сообщества в Российской империи с помощью оставленных нам воспоминаний его выпускников, а также причину конфликта власти и университета.

ABSTRACT

We are trying to identify the true expression of the university community in Russian Empire with the help of memories left to us by its graduates, as well as the cause of the conflict between the authorities and the University.

В Российской империи XIX – начала XX вв. получение университетского образования не казалось каким-то привилегированным правом высшего сословия, так как любой подданный Российской империи получал право стать полноправным членом большого университетского сообщества.

Что может объединять С.П. Жихарева, И.С. Шмелева, Н.И. Пирогова, А. И. Герцена, так это то, что все они были в разные годы студентами университета. Их воспоминания о студенческом времени позволят нам открыть университет с другой стороны, со стороны студентов, ясно видевших его достоинства и недостатки.

В связи с этим цель нашей работы проистекает в потребности разобраться в истинном выражении университетского сообщества Российской империи и в причинах конфликта власти и университета в целом.

Процесс развития университетского образования полным ходом начался только при Императоре Александре I. В 1804 г. принимается Университетский Устав – основной нормативно-правовой акт, регулирующий деятельность Московского, Харьковского и Казанского университетов [5]. Наряду с общегосударственным университетским уставом каждый университет принимал свой устав, учитывающий его специфику.

Обратимся к §2 Московского государственного университета, где сказано, что «университет…. состоит под главным Начальством Министра Народного Просвещения, и в особом ведении того из Членов Главного училищ Правления, на которого о нем попечение возложено» [2]. Должность попечителя возникла только с 1803 г. и просуществовала вплоть до 1917 г., при этом совершенно новым данный институт не назовешь, так как до него существовала должность куратора. Вместе с тем эти две должности совершенно противоположны друг другу. Если куратор был больше приближен к университетскому сообществу, местной университетской среде, то попечитель – подведомственный министерству народного просвещения чиновник, лично подотчетный министру [1]. При этом подчеркивается незначительное влияние Попечителя на университет (права и обязанности не были прописаны в Уставе, в отличие от всестороннего определения статуса других участников университетского сообщества). Однако из воспоминаний С.П. Жихарева мы можем увидеть, что статус куратора в структуре университета был куда выше. Например, получая аттестат о высшем образовании, он пишет следующее: «Пили за здоровье государя, министра просвещения, куратора и Страхова как ректора университета» [2]. Из этого можно сделать вывод, что статус ректора был куда ниже, нежели у куратора университета.

Будучи студентом юридического факультета, путешествуя по Валааму, И.С. Шмелев так охарактеризовал систему ценностей, которой обучали его в университете: «Мне, студенту, не думалось встретить такое у «святошей»! Я уже разрешил вопросы о «тунеядстве монахов», о «ханжестве», о «ненужности этих пустяков». Чернышевский, Белинский, Добролюбов и все, доказавшие мне свободу «человека от этих предрассудков», такого мне никогда не говорили» [6]. Размышляя над этими словами, мы не находим ничего удивительного в тех действиях Правительства нач. XX в. (повышение контроля со стороны министерства народного просвещения, ограничение самостоятельности Совета университета и др.), которые ставили своей целью вывести политику из стен университета, но к этому вернемся позже.

Если говорить о жизни студенчества после Александра I, то многие ее воспринимают как время ужесточения порядков и запретов, связывая это с приходом к власти Николая I. В данном случае, на это время стоит обратить внимание, так как в этот период происходит процесс широкого вовлечения студентов в тайные общества (масонство и др.), декабрьская попытка свержения монархии 1825 г. и принятие нового Университетского устава 1835 г.

Пирогов Н.И. так описывает настроения, царившие в тот период времени: «И тогда почти все отрицалось: бога не нужно было; религия была вредной уздой; не отрицалось только свобода, вольность и даже буйство…» [2]. Возникает вполне оправданный вопрос: какой реакции со стороны царской власти ожидали представители студенчества, если министерство народного просвещение в лице С.С. Уварова провозгласило лозунг: «Православная вера, самодержавие, народность»? О каком усилении России, о ее благоденствии может идти речь, когда студенчество подвержено таким идеям? Безусловно, в связи с такими настроениями среди студентов Правительство принимает более жесткий Устав 1835 г., который усиливал контроль со стороны министерства народного просвещения, ограничивал права университетской корпорации. Поэтому, когда А.И. Герцен пишет о том, что «университет становился средоточением русского образования…, явился Николай с пятью виселицами, с каторжной работой, белым ремнем и голубым Бенкендорфом» [ 2] и все испортил, то все познается в сравнении, и если обратиться к А.И. Солженицыну, то можно многое увидеть в гуманности царского режима по отношению к таким выступлениям. Он пишет следующее: «Вот знаменитый Милюков…профессор, он в своей речи на студенческой сходке (профессор – на сходке!) развил мысль…, что динамика революционного движения…неизбежно приведет к террору. Но это не подстрекательство, правда?... Наконец приговор: 6 месяцев в Крестах…. но просидел он только 3 месяца… царь освободил его. (И этого царя Милюков назовет потом «старым деспотом».)» [3]. Стоит только догадываться, что сделали бы в СССР с подобного рода профессором, поэтому когда Герцен А.И. указывает на строгость и деспотизм царского режима по отношению к университету и студенчеству, возникает легкое недоумение в связи с тем, что университет в лице профессуры, участвуя в политической жизни страны, вместе с тем требовал к себе иного отношения, нежели к другим сословиям, уповая на свой статус преподавателя университета как особой корпорации.

Ярким примером участия профессоров Московского государственного университета в политической жизни страны можно считать 10 июля 1906 г. В этот день часть депутатов Государственной Думы подписали обращение к народу, призывая их к гражданскому неповиновению в знак роспуска Думы. Группа профессоров поддержала подобного рода призыв (П.И. Новгородцев, Ф.Ф. Кокошкин, С.А. Муромцев и Г.Ф. Шершеневич) – все известные профессоры МГУ, связанные с кадетами. В связи с этим мы можем наблюдать попытки втягивания университета в политику, а это, на наш взгляд, недопустимо. Вспоминаются слова Ф.М. Достоевского из романа «Униженные и оскорбленные»: «Сами себе горести создаем, да еще и жалуемся».

Таким образом, рассмотрев различные взгляды выпускников высшей школы Российской империи, мы можем выделить следующие особенности, характерные для университета:

1. Университет служил не только «средоточением русского образования», но и организацией, прямо или косвенно вовлеченной в политическую жизнь страны.
2. Причиной реакционной политики государства по отношению к университетской корпорации служили революционные идеи профессоров и студентов.
3. Отсутствие преемственности в развитии высшей школы в Российской империи. Университетские уставы 1804 и 1863 гг. предоставляли широкие права университету. Уставы 1835 и 1884 гг. были консервативными, вводившими дополнительный контроль над университетом.

На наш взгляд, причиной конфликта власти и университетского сообщества являлись ценности, которые прививал обучающимся университет. Это можно наблюдать в воспоминаниях И.С. Шмелева или Н.И. Пирогова.