Особенности информационного противоборства в актуальных условиях трансформации медиасферы

Информационное противоборство сопровождало человечество практически во все времена его существования, однако именно в цифровую эпоху оно приобрело особо интенсивный характер и разнообразие инструментария. Лавинообразное развитие информационных технологий и средств коммуникации на рубеже XX и XXI веков обусловило новый виток в трансформации межгосударственных отношений, изменение природы и платформ политических конфликтов. Процессы глобальной дигитализации стали не только новым этапом научно-технического прогресса, но и включили в современную международную повестку вопрос об информационной безопасности и информационном суверенитете государств, частично сместив международные конфликты с площадок традиционной дипломатии в информационную среду. Условия современного информационного общества превратили границы государства в технологически проницаемые. В связи с этим на авансцену вышли новые информационные вызовы, связанные с расширенным арсеналом несиловых методик, которые могут быть использованы специалистами как с использованием вооруженных сил, так и без непосредственного применения военного насилия.

Информационное противоборство понимается нами как особая форма целенаправленной стратегической борьбы в информационном пространстве между двумя и более политическими акторами на уровне государств, при которой стороны используют широкое разнообразие технических средств, дипломатических, экономических, политических, военных, а также специальных психологических методик, направленных на достижение доминирующей позиции в информационном пространстве, а также защите национальных интересов государства. 

Дихотомия информационного противоборства заключается в двух его сущностных компонентах: информационно-техническом и коммуникационно-манипулятивном, или, как его называет российский политолог И.Н. Панарин, «информационно-психологическом» [4]. Согласно информационно-технической стороне, оружием противостояния являются аппаратно-программные средства: например, компьютерные вирусы, информационные бомбы, системы взлома и множество иных средств нанесения ущерба системам связи, а также подавления информационного обмена. В качестве примеров можно назвать мощнейшие вирусы Stuxnet, Duqu, Flashback и другие, которые выводили из строя частные, коммерческие и государственные компьютерные системы. Среди таких программ исследователь В.С. Шевцов также называет технологический вирус Flame, который «вызвал программные сбои в Иране, в скрытой форме собирал и отправлял информацию своему создателю — предположительно США и Израилю» [3, с. 209]. Подобные кибер-атаки используются как средство уничтожения информационной инфраструктуры, хищения стратегически важных данных через преодоление систем защиты — в целом для саботажа работы технических компьютерных систем при одновременной защите собственной системы от аналогичных попыток противника.

Тем не менее, трудно не согласиться с российским исследователем Федоровым А.В., справедливо заметившим, что «основное внимание в научном дискурсе уделяется уже не собственно технической стороне проблемы, а организационным и психологическим аспектам информационного противоборства» [1, с. 100]. Действительно, технический компонент, при всей его важности, уходит сегодня с первого плана проблематики информационного противоборства, а особое внимание в нынешнем контексте уделяется информационно-психологическому инструментарию. Именно результативное информационное воздействие на массовое сознание, смена психологических парадигм и даже подведение противника к принятию выгодных доминирующей стороне решений можно считать успехом в информационной борьбе государств.

Информационно-психологический подход подразумевает целый комплекс завуалированных идеологических и манипулятивных методик по воздействию на психику и поведение людей, общества в целом, а также контрмеры по борьбе с таким влиянием.  Комплекс мер может включать в себя как агрессивные инструменты: например, распространение фейковых новостей, слухов, генерацию страхов через социальные сети и новостные агентства, так и сложную стратегическую работу по влиянию на конкретных лиц, принимающих решения, надлому бытующих в массовом сознании стереотипов, вплоть до перевода населения на другую картину мира.

Информационное манипулирование в сегодняшних масштабах является беспрецедентной угрозой для современного общества. Ввиду того, что широкие слои общественности, находясь в постоянном информационном шуме, еще не выработали механизмов сопротивления деструктивному информационному воздействию, они становятся объектом геополитической конкуренции государств и надгосударственных институтов.

Современное информационное общество претерпевает серьезные конъюнктурные изменения, связанные, в первую очередь, с многократным увеличением числа информационно-коммуникационных платформ и структурной трансформацией глобальной медиасферы в целом. Медиасфера представляет собой среду обращения контента, адресованного массовому сознанию, а также систему взаимодействия контента и массового сознания, состоящую из регулятивных, технологических, экономических и иных компонентов, определяющих состояние и развитие этой среды.

Под трансформацией медиапространства мы понимаем размывание понятия СМИ за счет появления в сфере обращения масс-медиа новых источников контента, включая поисковые системы, социальные сети, мессенджеры, многопользовательские онлайн-игры и даже нейросети — искусственный интеллект. В конкуренцию с классическими средствами массовой информации вступило неисчисляемое количество информационных источников, распространяющих новости, в том числе анонимных, которые не несут ответственности за обнародованный ими контент. Резко снизился институт репутации традиционных СМИ ввиду падения профессиональных журналистских стандартов. Сама читательская аудитория часто пренебрегает процедурой фактчекинга, не оценивая информацию критически и доверяя анонимным каналам за счет скорости выдачи ими новостей.

Для политических элит, военных кругов, дипломатического корпуса, журналистского сообщества стало очевидным, что население, или grassroots, (с англ. — корни травы, что терминологически подразумевает обычных членов общества, рядовых обывателей, широкие массы) легко подвержены влиянию информационно-телекоммуникационных систем и, более того, находятся от них в зависимости. Никогда ещё социальные медиа не играли в жизни человека такую большую роль. Всего четверть века назад повестку дня, то есть подборку актуальных новостных событий, гражданин получал из сравнительно короткого списка источников: радио- и телестанций, печатных изданий, в которых обратная связь по сравнению с сегодняшним контекстом была серьезно ограничена. Появление социальных сетей, мессенджеров, микроблогов радикально повлияло на медиарынок: материалы стали производиться самими же пользователями и при отсутствии редакторов.

Это единое мировое информационное пространство, как отмечает российский исследователь В.В. Днепровский, с одной стороны, «открывает обществу доступ ко всем материальным и духовным благам, хранящимся в виде цифровых данных, умножает информационные ресурсы, способствует устойчивому развитию, достижению благополучия общества» [2, с. 35]. С другой стороны, информационные технологии создают новые возможности для контроля индивидуального и массового сознания и манипуляции им, порождают новые инструменты ведения межгосударственных конфликтов, а, следовательно, и новые угрозы, риски и вызовы для государства и современного общества. Цель использования такого формата может быть любая. Но в условиях нынешнего информационного противоборства государств чаще всего она оказывается политической.

Ставка при транслировании информации делается на эмоциональный компонент — основу психологического манипулирования. «Упаковкой» сообщений становится эффектная подача информации и ориентированность на эмоциональный заряд, который при грамотном управлении создает у аудитории нужные ассоциации с новостью. За счет этого информация распространяется мгновенно, вне зависимости от того, насколько она достоверна. Провоцирование у аудитории моментального впечатления способствует искусственному моделированию общественного мнения и в определенной степени участвует в навязывании палитры политических и социальных настроений. В этой связи логично обратиться к термину «эры постправды», который констатирует, что реальностью считается не то, что соответствует фактам, а то, что апеллирует к желаниям и эмоциям человека. Так, кандидат философских наук О.В. Аронсон отмечает, что в «сегодняшний век финансовых оборотов, рыночного империализма новость, которая производит моментальное впечатление и быстро окупается, становится гораздо важнее в системе функционирования этого мира, чем та новость, которую надо проверять» [6]. Последствия подобной информационной деятельности могут использоваться для укрепления бытующих в массовом сознании стереотипов, преодолеть которые, чтобы эффективно коммуницировать с нужной зарубежной аудиторией, государству становится практически невозможно.

Кроме того, все очевиднее становится тенденция зависимости медиаресурсов от политико-экономических рычагов воздействия. Ужесточается правовая регламентация деятельности СМИ, меняются модели монетизации, возникают новые способы формального и неформального контроля над публикацией контента. Набирает силу самоцензура СМИ, связанная, в первую очередь, с правилами редакционной политики медиаресурса, генеральной позицией его владельцев и политическим курсом государства. Так, во Франции в ноябре 2018 года был принят закон о противодействии распространению ложных новостей, главная задача которого, по словам его разработчика Наймы Мушту, — «предотвратить попытки дестабилизации, в частности, предпринимаемые извне Франции, которые основываются на злонамеренном распространении ложной информации» [5]. Французский президент Эммануэль Макрон заблаговременно готовил население к подобным регулятивным мерам, обвинив в начале 2018 года российские СМИ в умышленном распространении фейков о нем в период предвыборной кампании. Тем не менее, журналистские объединения Франции заявили, что с помощью закона Эммануэль Макрон стремится взять под контроль неугодную ему информацию, ввести цензуру и ограничить свободу слова для граждан и СМИ. Сегодня опыт Франции перенимает и Россия: в марте 2019 года Государственная дума приняла так называемый «закон о фейковых новостях», предполагающий административную ответственность и досудебную блокировку Интернет-ресурсов, разместивших ложную общественно-значимую информацию или информацию, оскорбляющую государство, его символы и представителей власти.

В конечном счете синергия всех конъюнктурных факторов коммуникационной среды дает подспорье к тому, чтобы влиять на информационные потоки, в частности, зарубежные, и таким образом воздействовать на подсознание людей в интересах определенных политических сил. В некоторых случаях возможности информационно-коммуникационных технологий используются в целях экстерриториального проникновения вплоть до вмешательства во внутренние дела других государств, проведения враждебных информационных кампаний, ведущихся на грани информационной экспансии. Конечная цель информационного противоборства — искажение или контроль процесса принятия решения потенциальным или реальным противником, манипулирование как локальным, так и глобальным общественным мнением.

Подводя итог размышлениям о конъюнктуре, в которой функционирует феномен информационного противоборства, следует сказать, что актуальная угроза безопасности общества заключается в незащищенности психики, сознания, социокультурных ценностей от деструктивных информационных воздействий извне. Информационное противоборство обладает широким арсеналом методик, включая манипулирование, дезинформацию, навязывание чужеродной палитры политических и социальных настроений. Люди, обладающие меньшими возможностями для критической оценки информации, становятся объектом соперничества крупных политических сил, заинтересованных в том, чтобы завоевать более выгодную геополитическую позицию.