Феномен «возвращенчества» в СССР эмигрантов первой волны в 1920-1930-е гг.: историографический аспект проблемы

Репатриация, процесс возвращения на историческую родину лиц, ранее по политико-идеологическим причинам покинувших ее пределы, представляет собой сложный и не до конца оцененный процесс истории разных мировых держав, переживших крупнейшие социальный потрясения. Великобритания, Франция, Испания, Италия, Германия – практически все ведущие страны мира проходили за свою историю подобные сложные исторические эпохи и их последствия в некоторых странах видны по сей день. Не прошел данный феномен и мимо России, испытавшей крупнейшую в своей истории катастрофу – революцию 1917 г., повлекшую за собой крушение Российской империи и массовые «волны» эмиграции.

Одним из самых малоизвестных аспектов истории российской эмиграции первой волны, как не странно, стал вопрос о причинах и количестве вернувшихся русских изгнанников в 1920-1930-е гг. на территорию Советского союза. Так, если о военной истории русской эмиграции, ее духовной жизни, культурном вкладе в европейское наследие мы знаем довольно много, то вопрос репатриации всегда оставался в тени исследовательского интереса. Конечно, объективную причину этого можно найти в том, что эту проблему оттенили аспекты насильственной репатриации в СССР после Второй мировой войны, похищения людей советскими спецслужбами, деятельности советских патриотов в военное и послевоенное время. Однако факт остается фактом: о феномене «возвращенчества» писали довольно мало, как будто специально обходя эту интересную и несправедливо забытую тему.

Так, в сборнике материалов, посвященных вопросам репатриации и эмиграции в ХХ столетии, выпущенном В.А. Ионцевым, И.М. Лебедевой, А.В. Окороковым и М.В. Назаровым в 2001 г. при поддержке Попечительства о нуждах российских репатриантов совсем немного места уделено проблемам репатриации в 1920-1930-е гг. Интересно отметить, что авторы делят репатриацию в 1917-1925 гг. на две большие составные части [6 c.374]. К первой они относят возвращение около трех сотен человек, преимущественно творческих профессий, писателей, поэтов, художников, выделяя особенно М. Горького, А. Толстого, М. Цветаеву, А. Куприна, А. Вертинского, И. Кондаковf и др. Ко второй группе они относят «военнослужащих-крестьян и служащих среднего звена». По мнению составителей коллективной монографии эта достаточно весомая в количественном плане категория эмигрантов общим количеством в 32 тысячи человек оказалось вне России случайно и, осознав все тяготы жизни за рубежом, вернулась.

В другой части этой же коллективной монографии представлено авторское рассуждение не только об истории репатриации, но и о некой ее «психологии». Справедливо отмечается, что еще сам Петр Николаевич Врангель принимал во внимание возможность возвращения в советскую Россию гражданских лиц [6, c.209]. Настроения же самих эмигрантов в вопросе возвращения на Родину также очень быстро менялись: с ноября по декабрь 1920 г. многие из них перешли от полного отрицания идеи возвращения к стихийному воссоединению с Россией. Бок о бок с изменением этой палитры настроений шел и аспект пагубной пропагандистской деятельности пробольшевистских сил, суливших изгнанникам прощение. Первые же отплывшие обратно в Россию теплоходы, такие как «Рашидпаша», получили названия «кровавые перевозчики», так как их пассажиров на берегу ждали аресты, заключения и расстрелы.

Изменялась и динамика репатриации: если за один только 1921 г. в страну вернулось более 121 тысячи человек, то за следующие десять лет только 181 000 [6, c.210]. Все больше при решении вопроса об отправке в рискованное путешествие в Россию для возвращенцев на первый план выходили вопросы патриотизма, тоски по Родине, а также принятия неотвратимости большевистских преобразований. Для небольшой группы репатриантов новые условия стали вполне приемлемыми. Наиболее показательный пример – Алексей Толстой, знаменитый «красный граф».

Однако на все вопросы, связанные с проблемой репатриации эмигрантов I волны, данная коллективная монография не ответила, лишь обнажив имеющиеся историографические лакуны. Определенная надежда на то, что тема возвращенчества в 1920-1930-е гг. получит объективную и независимую оценку появилась в последнее время с появлением таких масштабных конференций, посвященных российской эмиграции как Нансеновские чтения, Головинские чтения, организованные историко-культурным и мемориально-просветительским центром «Белое дело» и др. Но и в докладах участников этих конференций тема репатриации так и не стала магистральной. Отдельно тема репатриаций была затронута, пожалуй, на одной из конференций – «Слепухинских чтениях», посвященных жизни и творчеству Ю.Г. Слепухина, всемирно известного писателя, в период вынужденной эмиграции члена НТС, а впоследствии репатрианта.

Отличается от остальных статей вышеупомянутого сборника своим тематическим разнообразием и погруженностью в тему работа доктора исторических наук З. С. Бочаровой, посвященная отражению дискуссий о возможности репатриации в СССР на страницах эмигрантской печати 1920-х гг. Исследовательница начала изучение вопросов возвращения в советскую Россию эмигрантов еще на заре 1990-х гг., подготовила серию статей по вопросам влияния программ политических партий России, перенесших свою деятельность за пределы родины, на позицию по вопросу репатриации, начала подсчет тех эмигрантов, которые еще в 1920-е гг. решили вернуться под власть большевиков. Наконец, в 1994 г. Зоя Сергеевна с успехом защищает диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук на тему «Движение за возвращение на Родину в российской эмиграции (1920-е гг.)». [3]. Исследовательница поставила перед собой задачу показать репатриационную политику советского правительства, впервые на территории России без идеологических штампов разобраться в феноменах евразийства и сменовеховства, определить отношение к «возвращенчеству» политических партий русской эмиграции, наконец, раскрыть особенности дискуссий по вопросу о возвращении в Россию на страницах эмигрантской печати. З.С. Бочарова при написании диссертации использовала материалы ГАРФа, Архива внешней политики РФ, фонда рукописей Российской государственной библиотеки, массив советской и эмигрантской периодики. Историк внимательнейшим образом проследила особенности международно-правовых норм, регулировавших проблемы репатриации, выявили отношение к возвращению русских на Родину ведущих европейских держав и международных организаций, ответила на вопрос о сущности большевистской репатриационной политики и о влиянии на нее амнистий 1921 и 1924 гг., необходимости молодого советского государства в «буржуазных» кадрах. Наконец, исследован был и спектр отношения к репатриации эмигрантов разных политических предпочтений: от социалистов до крайне правых. Основными побудительными мотивами к репатриации Бочарова определила следующие: тяжелое материальное и социальное положение, стремление внести свой вклад в развитие новой России, возвращение на Родину с целью служения ей вопреки установившемуся государственному строю [2, c.25.].

В вышеупомянутой статье автора в сборнике «Слепухинских чтений» Бочарова рассуждает об особенностях мировой практики репатриации, размышляет об извечном «чемоданном» настроении самой русской эмиграции, ищет предпосылки к возвращению изгнанников на родину. Одной из таких причин автор определяет деятельность просоветских газет, которые постепенно начали ориентировать эмигрантов на принятие новой большевистской системы. «Первой ласточкой» в плеяде подобного рода изданий стала издаваемая в финляндской столице газета «Путь», которая в буквальном смысле слова «взорвала» эмигрантское сообщество и очень быстро настроила против себя абсолютное большинство редакторов эмигрантской периодики [4, c.300].

В этой же статье широко представлены и прошедшие в эмигрантской среде дебаты вокруг статей А.В. Пешехонова, главной мыслью которой была критика идеи об исключительной миссии русской эмиграции первой волны. У части левых и даже либеральных эмигрантов постепенно стали доминировать идеи о невозможности полного отрицания большевистского опыта и о неконструктивности, как они считали, «огульной критики» новых властей. Однако и в этом лагере постепенно появились общественные и политические деятели, публицисты, не представляющие для себя возможным принять новую власть (дискуссия в левом и либеральном лагере эмиграции занимает добрую половину статьи З.С. Бочаровой). Заканчивается статья воспроизведением еще одной крайне любопытной дискуссии – спора между Иваном Ильиным и Иваном Шмелевым о статье первого «О признании советской власти. (Правила и советы).» [4, c.314].

Более сжато эта же дискуссия вокруг книги Пешехонова «Почему я не эмигрировал?» и серии статей «Родина и эмиграция» представлена в статье Е.И. Беловой все в том же сборнике по истории репатриации [1, 315-331]. Помимо позиции Пешехонова данный автор проводит анализ мнений других видных эмигрантов-либералов и представителей левого лагеря: А.Ф. Изюмова, В.А. Мякотина, П.Н. Милюкова, Е.Д. Кусковой, М.А. Осоргина и др. Приводит Елена Ивановна также доводы и противоположной Пешехонову стороны, в первую очередь апеллируя к авторитету Петра Струве и его газеты «Возрождение». Интересно и свидетельство Федора Степуна о том, что оба полюса данной дискуссии, и Струве, и Пешехонов, в полемике объединялись в одном – безоговорочном патриотизме, который, конечно, оба понимали по-разному [1, c.328].

Довольно примечательна также статья об особенностях репатриации из Китая в 1920-х гг. Е.Н. Наземцевой под заглавием «Репатриация русских из Китая в 1920-е гг. от международных проблем к проблемам межведомственным» [5, c.332-347]. Основной фокус авторского рассмотрения заключается в оценке расстановки политических сил на территории Китая, установлению дипломатических отношений большевистской России с китайскими властями, а также описании позиции Советского союза в процессе урегулирования правового статуса русской эмиграции. Особенно подробно Наземцева рассмотрела проблему стоявшей перед русской эмиграцией в Китае дилеммы принятия советского или китайского гражданства. При подготовке данного материала Елена Николаевна активно использовала материала Архива внешней политики Российской Федерации.

К великому сожалению, и в сборнике» Эмигранты и репатрианты ХХ века», выпущенном после проведения «Слепухинских чтений» в 2014 г., больше не содержится статей посвященных проблеме «возвращения» эмигрантов в СССР в 1920-1930-е гг.

В связи с данным историографическим обзором можно выделить четыре основные проблемы, стоящие перед современными исследователями проблемы «возвращенчества» представителей первой волны эмиграции. Первая заключается в том, что по сей день в исследованиях не представлен анализ социального, национального, конфессионального состава лиц, решивших изменить свое решение 1917-1921 гг. и вернуться в большевистскую Россию. Вторая проблема состоит в определении политической принадлежности первых возвращенцев, идеологических и моральных обоснований их поступка. Третья проблема: отсутствие, за редчайшим исключением, изучения судьбы вернувшихся, если только вопрос не касается наиболее известных людей (в первую очередь представителей творческой интеллигенции). Наконец, четвертая проблема: отсутствие изучения мер, принимаемых эмиграцией к противодействию данному процессу. Хочется верить, что и эти проблемы найдут в скором времени свое разрешение.