Глобализация и ее идеологические границы

АННОТАЦИЯ

Автор рассматривает основные тренды функционирования миросистемы, фиксируя ключевые в мировой политике события 2016 года, и обосновывает концепции конкурентной борьбы альтернативных проектов глобального развития. Таковыми он видит: Исламский проект, Русский мир и Китайский проект сердцевинных ценностей. Отмечая, что все три проекта базируются на традиционных для данных сообществ ценностях, часто религиозно инспирированных, он усматривает в реализации этих проектов новую фазу глобализации, характеризующуюся утратой эксклюзивности западными ценностями и представляющую собой конкуренцию ценностно-мировоззренческих парадигм.

ABSTRACT

Author examines the main trends in the functioning of the world system, fixing key events in global politics in 2016, and substantiates the concept of competitive struggle for alternative global development projects. Among them he sees: the Islamic project, the Russian world and the Chinese project of core values. Noting that all three projects are based on values that are traditional for these societies, often religiously inspired, he sees in the implementation of these projects a new phase of globalization, characterized by a loss of exclusivity of Western values and representing a competition of value-ideological paradigms.

Говоря о глобализме, всегда нужно помнить, что это как объективный процесс, так и определенная идеология, которая в то же время сопровождается совокупностью прагматических действий по продвижению этой идеологии. В связи с этим целью данного исследования является экспликация новых трендов функционирования миро-системы и обоснование концепции конкурентной борьбы альтернативных проектов глобального развития.

Следует сказать, что 2016 год был очень богат на события, которые могут свидетельствовать об окончании власти идеологии глобализма. Хотя этот ряд можно начать с подписания 4 февраля в новозеландском Окленде Транстихоокеанского партнерства (TPP), что вполне обоснованно можно рассматривать как дальнейшее расширение и углубление идей глобализации. Однако, дальнейшие события поставили под вопрос не только это соглашение (следует обратить внимание, что Д. Трамп денонсировал его в первый же президентский рабочий день), но и сам идеологический потенциал глобалистской концепции.

Далее предлагается анализ нескольких событий, которые повлияли на осмысление (самоосмысление) теории глобализма и как следствие на коррекцию практической его части. Первым в этом ряду представляется нидерландский референдум по украинской ассоциации с ЕС. Очевидно, что событие это важно и значимо в первую очередь для Украины, однако влияние его вышло далеко за рамки двусторонних государственных отношений. И дело даже не в том, что от этого решения зависит статус взаимоотношений не просто Украина-Нидерланды, а Украина-ЕС в целом. Более существенно в данном референдуме – оформление нового тренда. Голландцы в первую очередь голосовали не против Украины, а за решение своих внутренних проблем. Центробежный тренд стратегии развития государства стал сменяться центростремительным: в первую очередь должны быть решены внутренние проблемы (миграция, безработица, сохранение еврозоны и т.д.) и только после этого можно думать о расширении европейской семьи. Согласно публикации Reuters, премьер-министр Марк Рютте озвучил несколько требований, выполнение которых является условием того, чтобы голландская сторона могла дать ход ассоциации. Среди них: Европейский союз не должен брать на себя никаких дополнительных обязательств по финансированию Киева и никаких обязательств по военной поддержке, гарантии безопасности выдаваться тоже не должны. Также документально должны быть закреплены нормы, согласно которым, украинцам не предоставляется право «свободно перемещаться и работать» [15]. Следует также отметить и требование, которое было озвучено Рютте ранее: ассоциация не должна рассматриваться как шаг на пути полной интеграции, то есть украинская ассоциация даже теоретически не предполагает полноценного членства в ЕС. Таким образом, пожалуй, впервые эксплицитно был озвучен «партикулярный», ставящий домашние проблемы на главное место, тренд.

Второе событие из этого ряда, которое судя по всему стало водоразделом «центростремительной революции», для многих прозвучало как гром среди ясного неба. Несмотря на массированную кампанию в СМИ, невероятную поддержку со стороны celebrities, британский народ сказал «нет» объединенной Европе – на референдуме большинство британцев высказалось за выход Великобритании из ЕС. Причины те же – нежелание сообща решать совместные проблемы, некоторые из которых практически никак непосредственно не связаны с Туманным Альбионом. При этом следует сказать, что тот ком проблем, который отказались сообща решать британцы, был непосредственно спровоцирован именно практикой глобализации последнего десятилетия. Во-первых, речь должна идти о миграционном кризисе, чуть ли не главной причине Brexit, который был спровоцирован политикой глобализма и цветными революциями, приведшими к военным действиям на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Во-вторых, стремительное расширение ЕС на восток в нулевые и ранние десятые годы ХХІ века скрывало еще одну проблему: разный уровень экономического развития «старых» и «новых» членов ЕС постоянно требовал/требует дотаций со стороны стран-доноров. Однако, оказалось, что экономика ЕС не может себе этого позволить (в результате чего, например, кросс-курс пары евро/доллар изменился с 1,46 в 2009 г. до 1,046 в конце 2016). Все это и дало возможность Б. Джонсону агитировать за «освобождение британской демократии от европейских цепей».

Также следует указать на глобалистские претензии Великобритании, как еще одну из причин Brexit, которую не часто афишируют, но которая стала совершенно очевидной после выступления Терезы Мэй 17 января 2017 года, посвященного плану выхода Объединенного Королевства из ЕС, и которое так и называлось «Глобальная Британия». Судя по всему, Лондон имеет собственное видение глобального развития, а Брюссель является помехой на пути его (видения) реализации. Это недвусмысленно дала понять Т. Мэй, заявив в ходе обнародования своего плана: «Я хочу, чтобы мы были действительно глобальной Британией .., которая присутствует за пределами Европы» и далее: «Мы – европейская страна и гордимся нашим общим европейским наследием. Но мы всегда были страной, которая смотрит за пределы Европы» [9]. Учитывая, что современный ЕС является фактическим воплощением идеологии неолиберализма, можно сказать, Британия, реализовав Brexit, открыто выступила против доминирующей неолиберальной модели продвижения западных ценностей, предложив собственный путь их поддержания.

И, наконец, победа Д. Трампа на выборах президента США сделала восходящий тренд нормой, а может и мейнстримным движением. Кандидат от республиканцев в ходе своей избирательной кампании «Make America Great Again» целенаправленно выступал за «партикулярную» концепцию развития. Он прямо критиковал внешнюю политику администрации Б. Обамы в целом и работу Х. Клинтон на посту госсекретаря в частности (немало внимания уделив провалам на Ближнем Востоке) [9], миграционную политику, которая забирает рабочие места у американцев [10], открытие рынков и перенесение производственных мощностей за пределы США [11-12], пообещав отменить невыгодные для США торговые договора и вернуть производства «на родину»[1]. Вторым симптоматичным результатом избирательной кампании явилась политическая идентификация глобализма. Если до этого глобализм был скорее экономическим, финансовым, торговым, конечно же культурным течением без четкой политической идентификации, то эта кампания заставила провести такую идентификацию. Американские демократы взяли на себя функцию локомотива глобализации и противопоставили трамповской «домашней» риторике риторику необходимости дальнейшего продвижения демократических ценностей во всем мире и публично, в лице президента Б. Обамы, взяли на себя ответственность относительно воплощения этих стратегий в жизнь [13]. Несомненно, это свидетельствует о новом этапе глобализации, когда простых слов о добре, приносимом свободным рынком уже недостаточно, и требуется более насыщенная риторика, на этот раз уже и политически окрашенная, и апеллирующая к более фундаментальным смысловым пластам[2].

Все эти процессы изменения глобальных трендов происходят на фоне все большего оформления и укрепления альтернативных Западу проектов глобального развития. По состоянию на сегодня можно говорить минимум о трех таких проектах [2]: Исламский проект, Русский мир и Китайский проект сердцевинных ценностей. При том, что они появились и развиваются на совершенно разном культурном грунте, можно выделить некоторые общие черты этих проектов: 1) принципиальное отрицание универсальности западных ценностей и предписаний; 2) интерпретацию западных ценностей как инструмента подчинения и эксплуатации других культур; 3) обращение к собственной истории и религиозным традициям в поиске собственных культурных ценностей и норм; 4) использование для продвижения своего проекта западных технологий и методов (социальные сети, СМИ, оружие, think tanks и т.д.); 5) открытая идентификация собственных проектов как альтернативы западной, секулярной модели.

Несколько слов относительно каждого проекта. Исламский проект, в отличие от Русского мира и Китайского проекта не представляет собой целостности. Внутри самого исламского мира происходит борьба относительно того, кто будет представлять его в глобализационной конкурентной борьбе. Сегодня выделяются минимум четыре возможных претендента: Иранский, Арабский и Турецкий проекты и наиболее радикальная версия, представленная Исламским государством [7]. При всем различии (даже религиозном – шииты и сунниты) центром всех проектов является ислам (иногда его интерпретации, не поддерживаемые официальными лицами), противопоставляемый бездуховному Западу и претендующий на «спасение» всего человечества, превратив его (человечество) в мусульманское население.

Русский мир также апеллирует к партикулярной традиции и историческому праву на продвижение собственных ценностей, возводя легитимацию такого права уже к посланию псковского старца Филофея к Великому Князю Василию III [5]. Все эти идеи очень пригодились в нулевые годы нашего столетия, когда цивилизационная борьба опять обострилась и стало понятно, что обещанный «конец истории» был в лучшем случае романтическим преувеличением. Тогда идею Русского мира поддержали и Президент РФ В. Путин [1] и Патриарх Кирилл [3], заявив о консолидирующей функции русского слова, русской культуры, русского мира. Практическую же эффективность проект Русского мира показал уже во время событий русской весны в 2014 году. Религиозная терминология, риторика, символика, применявшаяся в Донецке в то время, эмпирически подтверждает это утверждение[3] [4].

В свою очередь, Китайский проект апеллирует теперь не только к социалистическим/коммунистическим ценностям, но к традиционной конфуцианской аксиологии. Много шума наделал «документ №9» выпущенный канцелярией ЦК КПК в апреле 2013 года. В нем анализируются идеологические вопросы, наиболее значимые для Китая. Этот документ можно считать рефлексией относительно идеологической целостности Китая и вызовов, которые угрожают этой монолитности. Практическое преломление этих идей не заставило себя долго ждать и в начале 2015 года министр образования КНР Юань Гуйженя сказал: «Следует укрепить контроль за использованием западных оригинальных учебных пособий, нельзя позволить учебным пособиям, пропагандирующим западные ценностные воззрения, входить в наши аудитории» [6]. А Ван Вэйгуан, Президент Академии общественных наук Китая, подчеркнул, что Запад выдает собственные ценности за всеобщие, навязывая свое понимание исторического процесса.

Занимаясь не только критикой, но и оформляя собственный проект, в ноябре 2012 года в отчетном докладе ЦК на XVIII съезде КПК был официально представлен список «сердцевинных социалистических ценностных воззрений». Он состоит из двенадцати пунктов, разбитых на три группы – ценности государства, общества и индивида. Окончательно же ценностную концепцию презентованную еще Ху Цзиньтао, укоренил в конфуцианскую почву Си Цзиньпин, заявив, что они должны опираться на «соблюдение доверия», «почтение справедливости», «возвышение гармонии», «стремление к Великому единению». Все это принципы раннего конфуцианства, которые составляют этос мудрого управления Поднебесной. Следует также отметить, что система «сердцевинных ценностей» рассчитана как на «внутреннего потребителя», будучи призвана консолидировать нацию и успешно противостоять идеологической экспансии Запада, так и на внешних партнеров, в первую очередь непосредственных соседей, по отношению к которым объявлена политика «родственности» и «инклюзивности». Появление же Си Цзиньпина на форуме в Давосе в 2017 году (он стал первым китайским лидером, посетившим Давос) свидетельствует о полноценном включении Китайского проекта в конкурентную борьбу глобальных альтернатив.

Таким образом, все три проекта базируются на традиционных для них ценностях, часто религиозно инспирированных и при этом претендуют на статус глобальной альтернативы западной цивилизационной модели. В связи с этим, с одной стороны, можно констатировать новую фазу глобализации, характеризующуюся утратой эксклюзивности западными ценностями и представляющую собой конкуренцию ценностно-мировоззренческих парадигм. С другой стороны – это спровоцировало экспликацию и внутри западного мира двух версий саморефлексии, первую условно можно ассоциировать с именем Дж. Сороса, с его универсалистской концепцией (возможно ее можно назвать глобалистской, неолиберальной) «открытого общества» [14] (во чтобы то ни стало – все должно быть Западом), вторую, партикуляристскую (неглобалистскую, но не антиглобалистскую, консервативную) — с именем Д. Трампа, концентрирующегося в первую очередь на внутренних горизонтах смысла (сначала «сделаем Америку великой снова»).

В связи с вышеизложенным, следует констатировать усиление конкурентной борьбы опирающихся на разные аксиологические фундаменты альтернативных проектов, в ходе которой западный проект теряет свою монолитность и целостность. Перед лицом вызовов со стороны религиозно мотивированных проектов глобального развития светский западный проект раскалывается, как минимум, на две непримиримые «фракции»: центробежных глобалистов и центростремительных партикуляристов.