Партийные чистки 1933-1936 гг. и Большой террор: микроисторический подход (на примере Солтонского района Алтайского края)

АННОТАЦИЯ

В статье сравниваются содержание и результаты партийных чисток 1933–1936 гг. и 1937–1938 гг. на примере их проведения в партийной организации Солтонского района Алтайского края. Показано, что в ходе чистки 1934 г. основную часть исключенных из партии составляли кандидаты в члены ВКП(б), а в период проверки и обмена партдокументов (июнь 1935 г. – январь 1936 г.) и Большого террора – члены партии. На протяжении всего рассматриваемого времени происходило «вымывание» из районной парторганизации и отстранение от руководящих советских и хозяйственных должностей партийцев «ленинской гвардии». Выбор жертв репрессий среди руководящих работников в период Большого террора в большей мере определялся не «пятнами» в их политической биографии, а актуальным (на момент репрессий) проявлением нелояльности к вышестоящему руководству и неадекватным выполнением спускаемых сверху директив и плановых заданий.

ABSTRACT

In article the content and results of party cleanings 1933–1936 and 1937–1938 on an example of their carrying out in the party organization of Solton district of Altay region are compared. It is shown that during the cleaning of 1934 the major part, expelled from the party were candidates for members of the CPSU(b), and during the verification and exchange of party documents (June 1935 – January 1936) and the Great terror – members of the party. Throughout the considered time, there is a "washout" of the regional party organization and the removal from the leadership of the district party members of "Lenin guard". The choice of the victims of repression among management personnel in the period of the Great terror to a greater extent was not determined "spots" in their political biography, but the latest (at the time of repression) a manifestation of disloyalty to the higher management and inadequate implementation of top-down directives and targets.

Публикация выполнена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта «Большой террор в ракурсе микроисторического исследования: репрессии в Солтонском районе Алтайского края в 1937–1938 гг.», № 16-01-50116а(ф)

Партийные чистки являлись составной частью проводившихся в 1930-е гг. социальных чисток, а также были инструментом кадровой политики и выполняли мобилизационную функцию [1,9,10,14]. Исследование этой проблемы на микроуровне дает возможность углубить представление о действии механизма чисток, об отличии и взаимосвязи между отдельными этапами их осуществления.

В Солтонском районе, как и в целом в Западной Сибири, наиболее масштабная чистка партийных организаций была проведена в 1934 г. В ходе этой чистки из состава районной парторганизации были исключены 150 чел. (56 членов ВКП(б) и 94 кандидата), или 32% от общего числа ее членов [4, л. 28], что превысило как средний показатель по западносибирской краевой парторганизации (27,3%), так и соответствующий общесоюзный показатель (18,3%) [14, с. 104; 9, с. 94]. Столь значительный масштаб чистки районной парторганизации можно объяснить ужесточением репрессивных мер после известного «Солтонского дела», когда 15 сентября 1933 г. решением объединенного заседания бюро ЗапСибкрайкома и президиума крайКК ВКП(б) по обвинению в «обмане партии и государства, растранжиривании государственных фондов и грубейшем произволе в руководстве колхозами» было распущено бюро Солтонского райкома ВКП(б) и сняты со своих должностей основные партийные и советские руководители района во главе с секретарем райкома Г.И. Александровым и председателем райисполкома П.Т. Терентьевым [13].

В очередную чистку партийных рядов превратилась проверка партийных документов, проводившаяся в Солтонской парторганизации с июня 1935 г. по январь 1936 г. В ходе этой проверки из состава районной партийной организации были исключены 30 чел. (19 членов и 11 кандидатов в члены ВКП(б) [4, л. 38–39], что составило 9,0% от ее общей численности. Еще 7 членов районной парторганизации (2,5%) были исключены из рядов ВКП(б) в ходе обмена партийных документов, проводившегося после окончания их проверки [5, л. 24].

Наиболее распространенной причиной исключения из партии являлось выявление сведений о «чуждом» социальном происхождении или участии в белом движении, помимо этого учитывались и актуальные (на момент проверки) моральный облик партийцев и уровень их должностной функциональности в системе планово-административного управления. Из 22 чел., исключенных из районной парторганизации в ходе чистки 1934 г., на которых сохранились материалы проверок, 10 чел. (45,5%) были исключены за службу в колчаковской армии в период Гражданской войны, «связь с кулачеством» и «утрату классовой бдительности», 9 чел. (40,9%) – за различные должностные просчеты и упущения [4]. «Разоблаченные» как «белогвардейцы и кулаки» составили 50,0% (15 чел.) от общего числа исключенных во время проверки партийных документов (июнь 1935 г. – январь 1936 г.), «морально и политически разложившиеся» (в основном замеченные в систематическом пьянстве) – 13,3% (4 чел.), «нарушители партийной и государственной дисциплины» (председатели местных колхозов, исключенные за «саботаж» хлебозаготовок) – 13,3% (4 чел.), а остальные (7 чел., или 23,3%), были исключены за утерю партийных документов и неуплату членских взносов [5, л. 38–39]. Для советских и хозяйственных руководителей исключение из партии в результате чисток зачастую влекло за собой отстранение от занимаемой должности и привлечение к судебной ответственности: каждый шестой из районных партийцев, исключенных в процессе обмена документов, был привлечен к судебной ответственности [5, л. 23 об.].

В результате проведенных в 1934–начале 1936 гг. чисток численность районной партийной организации уменьшилась в 1,8 раза: если на 1 ноября 1933 г. в Солтонской парторганизации числилось 288 коммунистов и 231 кандидатов в члены ВКП(б) [3, л. 7], то документы нового образца в начале 1936 г. получили только 166 членов и 101 кандидат в члены партии [5, л. 24].

По данным на 1 ноября 1933 г., коммунисты, вступившие в партию в период революции и Гражданской войны (1917–1920 гг.), составляли 16% от общего числа членов ВКП(б), обретшие партийность в 1921–1929 гг. – 22,6%, а основная часть членов (61,5%) пополнили партийные ряды в период коллективизации (1930–1932 гг.), когда происходил масштабный рост районной организации (в ней состоял еще и 231 кандидат в партию, из которых 225 вступили в 1930–1932 гг.) [3, л. 7]. После завершения чисток 1934–начала 1936 гг., по данным на 1 января 1937 г., удельный вес коммунистов, ведущих стаж пребывания в партии со времени революции и Гражданской войны, по сравнению с 1933 г., существенно не изменился (17,3%), однако их численность сократилась в 1,6 раза (с 46 до 29 чел.) [6, л. 44], что отражало начавшийся процесс «вымывания» слоя большевиков «ленинской гвардии» из органов районного управления, поскольку исключение из партии влекло за собой и отстранение от занимаемых административных должностей, которые замещались, как правило, более молодыми выдвиженцами.

Как показывает изучение помесячных статотчетов Солтонского райкома ВКП(б), в течение августа–декабря 1937 г., в период наиболее масштабных репрессий, проводившихся на основе приказа НКВД № 00477, в состав организации не было принято ни одного нового члена (был лишь осуществлен перевод 6 кандидатов в члены партии), тогда как численность парторганизации сократилась с 261 до 223 чел.,– частично за счет переезда коммунистов на жительство в другие районы, но в основном за счет исключения членов организации (30 чел.). Причем в отличие от более ранних чисток, в ходе которых исключались большей частью не в полной мере адаптировавшиеся к требованиям партийной дисциплины кандидаты в члены ВКП(б) (так, в результате чистки 1934 г. были исключены 54% всех состоявших в районной парторганизации кандидатов, и только 21,8% членов партии), среди 26 членов парторганизации, исключенных в июле–ноябре 1937 г., члены ВКП(б) составили 20 чел. (76,9%), а кандидаты – 6 чел. (23,1%) [6, л. 18–36].

Если ранее рекомендации о привлечении к уголовной ответственности за невыполнение плановых заданий и другие упущения в реализации управленческих функций, выносившиеся бюро райкома при исключении из партии, чаще всего влекли за собой осуждение статьям УК, предусматривавшим наказание за должностные и хозяйственные преступления, то в период Большого террора исключавшиеся из партии местные советские и хозяйственные руководители, как правило, осуждались по пунктам 7, 9 и 14 статьи 58 УК РСФСР по обвинениям во «вредительстве» и «саботаже» в реализации партийных и правительственных мероприятий (преимущественно за невыполнение планов государственных заготовок сельхозпродукции) и приговаривались к высшей мере наказания или заключению в ИТЛ на срок до 10 лет.

Террор был обращен на ядро районной парторганизации, в результате чего в 1937–1938 гг. была репрессирована практически вся верхушка районного руководства: первый секретарь райкома ВКП (б) И.С. Пылев, зам. председателя райисполкома С.Г. Панин, председатель райзо А.М. Мошкин, заврайоно М.И. Андреев, районный судья С.И. Малышев, управляющий отделением Госбанка Д.А. Свиридов, директора всех имевшихся в районе МТС (Л.И. Киселев, И.Ф. Никульченко, Ф.И. Богатов), руководители различных заготовительных организаций, действовавших в районе (управляющий отделением «Заготзерно» С.Т. Доброрезов, уполномоченный Министерства заготовок по Солтонскому району А.Н. Леончик и др.).

С сокращением в 1938 г. масштабов массовых репрессий (в этом году было осуждено по ст. 58 УК 100 жителей района, тогда как в 1937 г. – 485 чел.) уменьшилось и число обусловленных репрессиями исключений из партии. С 1 января 1938 г. по октябрь 1939 г. число членов ВКП(б) в районе уменьшилось со 133 до 120 чел., т.е. на 10%, тогда как в 1937 г. сокращение составило почти 20%. По сравнению со второй половиной 1937 г., когда приема в партию новых членов в районе вообще не было, ситуация не изменилась кардинально и в 1938 г: в течение этого года состав районной парторганизации пополнился лишь 16 кандидатами в члены ВКП(б). А в ряде парторганизаций (сельских Нижне-Ненинской, Карабинской, Кубинской, колхозных «Майское утро», «Коммунар Парижа» и др.) прием вообще не производился [7, л. 52]. Еще хуже обстояло дело с переводом из кандидатов в члены ВКП (б). К концу 1938 г. в районной организации имелось 45 кандидатов с просроченным стажем, что составляло половину от их общего числа. Основной причиной создавшегося положения являлось порождаемое обстановкой массовых репрессий нежелание коммунистов выдавать рекомендации вступающим в партию из-за опасений быть обвиненными в «утрате классовой бдительности» и «пособничестве врагам народа» в случае попадания вступивших по их рекомендации в партию в жернова репрессий. В своем выступлении на проводившемся 27–28 декабря 1938 г. районном партсобрании Сметанин, переведенный в 1936 г. из членов ВКП(б) в кандидаты за должностное нарушение, допущенное им в должности председателя колхоза «Красный партизан», жаловался, что ему «никто из коммунистов не дает рекомендации» после того, как вскрылся факт, что его овдовевшая мать вышла замуж за местного кулака [8, л. 22].

Хотя репрессии в отношении советских, партийных и хозяйственных руководителей, имевшие место в 1937–1938 гг., во многом являлись продолжением ранее проводившихся партийных чисток, не изученным является вопрос о том, в какой мере во время Большого террора пострадали советские и хозяйственные руководящие работники, исключавшиеся из партии во время предыдущих чисток. Сравнение сохранившихся списков лиц, исключавшихся из партии в период предшествовавших Большому террору партийных чисток, и репрессированных в 1937–1938 гг. показало, что из 11 местных руководителей, исключенных из партии и снятых со своих должностей во время чистки 1934 года, в годы Большого террора был репрессирован только один (бывший секретарь Усть-Талинского сельсовета В.А. Чернов), а из 19 коммунистов, исключенных в ходе проверки партийных документов (июнь 1935–январь 1936 гг.) в 1937–1938 гг. были осуждены по ст. 58 УК – двое (заведующий районным дорожным отделом А.М. Александров и бывший председатель колхоза «Новый свет» Г.Т. Оськин). Следовательно, хотя Большой террор и был нацелен на искоренение остатков социально и политически «чуждых» слоев и групп населения, а «пятна» в биографии и прошлые «политические грехи» могли играть роль при выборе его жертв, в действии механизма отбора жертв среди партийных, советских и хозяйственных руководителей решающее значение имели актуальные (на момент репрессий) проявления нелояльности к вышестоящему руководству или неадекватное выполнение спускавшихся сверху плановых заданий и директив. Об этом говорит и то обстоятельство, что в следственных делах на местных руководителей, репрессированных в 1937–1938 гг., приводятся «свидетельства» их «вредительской» и «подрывной» деятельности, относящиеся ко времени, непосредственно предшествовавшему аресту и осуждению (как правило, не ранее 1936–1937 гг.) [11,12]. Во всяком случае, при проведении массовых репрессивных операций «чуждое» социальное происхождение («из кулаков») и проявленная в прошлом нелояльность к власти (участие в крестьянских восстаниях, «злостное» невыполнение налоговых обязательств, приводившее к осуждению по налоговым статьям УК (61, 62, 107)), имели более существенное значение в качестве фактора, определявшего выбор жертв репрессий: около половины сельских жителей Алтайского края, осужденных тройкой УНКВД в 1937–1938 гг. в рамках реализации приказа НКВД № 00447, имели кулацкое происхождение или ранее осуждались за участие в выступлениях против власти и неуплату налогов [2, с. 46,105].

Таким образом, функция партийных чисток во многом совпадала с целями массовых социальных чисток, направленных на очищение советского социума от «социально чуждых» слоев населения, проводившихся сталинским руководством. Вместе с тем чистки использовались прежде всего как инструмент укрепления вертикали власти в рамках складывавшейся в 1930-е гг. административно-командной системы управления. Чистка руководящих кадров, проводившаяся в рассматриваемый период, имела целью отстранение от руководства (а в период Большого террора – физическое уничтожение) партийцев «ленинской гвардии», ведущих стаж пребывания в партии со времени революции и Гражданской войны, с целью замены их на руководящих должностях различного уровня новыми, более молодыми, кадрами, всецело преданными Сталину и способными без сомнений и колебаний выполнять директивы, определявшие содержание проводившихся в 1930-е гг. модернизационных преобразований. Определяющим фактором в выборе жертв репрессий среди партийных, советских и хозяйственных работников в период Большого террора были нелояльность к вышестоящему руководству и упущения в работе, проявленные не в прошлом, а в период, непосредственно предшествующий аресту и осуждению.