НАЦИОНАЛИЗМ ФУТБОЛЬНЫХ УЛЬТРАС: ДИСКУРСИВНЫЙ АНАЛИЗ С ПОЗИЦИЙ ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМА И ПОСТФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ ТЕОРИИ

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена теоретическому анализу ультрас-национализма с позиций постструктурализма и постфундаментальной теории дискурса. Исследование раскрывает, как футбольные ультрас формируют националистические представления посредством дискурсивных практик, артикуляции символов и перформативных действий. Используются концепты гегемонии, артикуляции, логик и узловых точек (Лакло, Муфф, Марттила), а также подходы Фуко, Батлер и Дерриды. Показано, что ультрас-национализм является не статичной идеологией, а контингентным дискурсом, меняющимся под влиянием социального контекста и антагонистических отношений. Работа закладывает теоретическую основу для будущих эмпирических исследований.

ABSTRACT

The article is devoted to the theoretical analysis of ultras-nationalism from the standpoint of poststructuralism and postfundamental theory of the discourse. The study reveals how football ultras form nationalistic beliefs through discursive practices, articulation of symbols, and performative actions. Concepts of hegemony, articulation, and the logic of nodal points (Laclau, Mouffe, Marttila), as well as the approaches of Foucault, Butler, and Derrida, are used. It is shown that ultra-nationalism is not a static ideology, but a contingent discourse that changes under the influence of the social context and antagonistic relations. The work lays the theoretical foundation for future empirical research.

Ключевые слова: ультрас, национализм, дискурс, постструктурализм, постфундаментальный анализ, идентичность, гегемония, артикуляция.

Keywords: ultras, nationalism, discourse, poststructuralism, post fundamental analysis, identity, hegemony, articulation.

Введение.

Исследования в околофутбольной среде неоднократно показывали, что спорт является эффективным носителем национализма, поскольку воспроизводит национальную идентичность посредством международного соперничества, а футбольные стадионы давно служат площадкой для артикуляции националистических взглядов. Рожденная в конце 1960-х годов в Италии культура ультрас появилась в России на рубеже веков и в тот период прочно вошла в культуру российских футбольных болельщиков. По мере того, как хулиганские группировки монополизировали физические столкновения, российские ультрас сосредоточились на соревновании со своими соперниками в размерах и масштабности перфомансов на трибунах. Появление националистической идеологии в культурах ультрас связано с несколькими более широкими процессами, которые различаются в зависимости от местной (национальной) истории. Так в посткоммунистических странах, это связано с доминированием национализма в общественном дискурсе в период преобразований времен перестройки. В некоторых странах, как отчасти и в нашей, появление национализма в культуре ультрас также связано с появлением субкультуры скинхедов. Организованные объединения болельщиков (ультрас) задействуют широкий спектр перформативных форм — от перфомансов и баннеров до речёвок и визуальных символов — с целью демонстрации собственной идеологической позиции.

Таким образом, ультрас-культура, как феномен, возникший внутри футбольной фанатской среды, вызывает устойчивый исследовательский интерес в силу своей сопряжённости с различными формами националистической риторики и практики. Особенно отчётливо это проявляется в постсоциалистических обществах Восточной Европы, где ультрас-группы нередко становятся участниками и катализаторами процессов, сопряжённых с активизацией дискурсов радикального национализма, ксенофобии и политического экстремизма.

Однако было бы упрощением сводить данный феномен лишь к «ультрас-национализму», то есть крайнему фанатскому национализму. Националистические проявления ультрас сложны, контекстуально обусловлены и нередко представляют собой своеобразную «идеологию сопротивления», направленную против официальных политических дискурсов. Соответственно, ультрас-культура представляет собой интересный объект для дискурс-анализа: это пространство, где конструируется и оспаривается смысл нации, патриотизма и коллективной идентичности.

Предметом данного исследования является националистический дискурс ультрас-культуры. Под этим понимается совокупность символических практик и высказываний, посредством которых фанатское сообщество конструирует смысл «нации» и своего места в ней. Цель исследования заключается в теоретическом осмыслении феномена ультрас-национализма через призму постструктуралистской теории дискурса (школа Э. Лакло и Ш. Муфф [4]) и постфундаментального дискурс-анализа Т. Марттилы [5]. Подход Лакло и Муфф [4], сформулированный в 1980-е годы, и его дальнейшее развитие в рамках PDA (post-foundational discourse analysis, появившегося в 2010-е годы) предлагают нелинейное понимание идеологии и идентичности, делая акцент на контингентности социальных смыслов и открытости коллективных идентичностей к переопределению. Применение этих теоретических рамок к ультрас-культуре демонстрирует, что ультрас-национализм следует рассматривать как продукт дискурсивных артикуляций, а не как проявление заранее заданного идеологического ядра.

Настоящая статья представляет собой расширенное теоретическое исследование. Её научная новизна состоит в синтезе постструктуралистского понимания дискурса и постфундаментальной аналитики для анализа субкультурного национализма. Исследование сознательно ограничено теорией и не включает эмпирический материал; этот шаг продиктован необходимостью тщательно разработать концептуальные основы перед переходом к сбору данных. Подобный подход соответствует призыву Т. Марттилы [5] преодолеть методологический дефицит дискурс-теории посредством чёткого конструирования исследовательской программы PDA.

Структура работы выстроена следующим образом. Сначала излагаются ключевые понятия постструктуралистской теории дискурса (гегемония, артикуляция, узловые точки, контингентность идентичностей и др.). Затем рассматривается постфундаментальный дискурс-анализ (логики социального и политического, седиментация дискурса, институционализация). После этого разработанные концепции применяются к феномену ультрас-культуры как особому пространству националистической артикуляции. В заключении суммируются результаты.

Постструктуралистская теория дискурса: ключевые понятия.

Постструктуралистский подход к дискурсу (разработанный Э. Лакло и Ш. Муфф[1]) исходит из предпосылки, что социальная реальность и коллективные идентичности не имеют твёрдого основания вне дискурсивного конструирования. Любой социальный порядок понимается как временная фиксация смысла — результат конкретных практик, устанавливающих определённые отношения между элементами. Лакло и Муфф [4] сознательно порвали с классическим марксизмом, отказавшись от представления о заранее данных объективных группах или классах. Напротив, «общество» и другие групповые сущности рассматриваются ими как продукты контингентных дискурсивных процессов, открытых для переопределения. Ни «общество», ни «народ» не предшествуют дискурсу — они возникают через артикуляцию во взаимосвязи с другими значениями. Далее будут рассмотрены ключевые понятия данного подхода.

Гегемония как контингентная артикуляция.

Центральное для Лакло и Муфф [4] понятие гегемонии переосмыслено ими в постструктуралистском ключе. В традиционном (грамшианском) понимании гегемония – это лидерство социального блока, удерживаемое сочетанием согласия и принуждения. В трактовке же Лакло/Муфф [4] гегемония обозначает общий принцип формирования любого временно устоявшегося порядка значений. Иными словами, гегемония всегда является результатом контингентной артикуляции разрозненных элементов на изначально нестабильной почве. Когда определённый дискурс устанавливает доминирующее значение символов, институтов и идентичностей, это происходит не по предзаданной логике, а благодаря политическому акту закрепления смысла. Причём такое закрепление носит временный и частичный характер: гегемония – не вечное господство на прочном фундаменте, а временная победа определённой дискурсивной конфигурации, выдающей себя за «естественный порядок вещей». Например, если ультрас-дискурс добивается гегемонии собственной трактовки «нации», это не отражает некую изначальную истину, а лишь означает, что на фанатской трибуне временно возобладала конкретная артикуляция смысла нации. Такая гегемония уязвима для вызова: конкурирующие дискурсы (как внутри фанатской среды, так и извне) могут оспорить и переопределить значение ключевых символов. Таким образом, у Лакло и Муфф [4] гегемония предстает не статичным фактом, а динамическим процессом удержания смысла под постоянной угрозой деконструкции [3].

Артикуляция и конструирование смысла.

В теории дискурса артикуляция понимается как активный процесс соединения разрозненных элементов (идей, образов, символов, требований) в относительно устойчивую конфигурацию, внутри которой эти элементы обретают новые значения [4]. Артикуляция не просто выражает заранее существующие идеи — она создаёт новые смысловые связи из ранее не связанных значений. Например, в фанатском националистическом дискурсе происходит артикуляция между понятием «нация» и образом конкретного футбольного клуба: клубная идентичность возвышается до уровня национального символа, а само представление о нации приобретает субкультурный оттенок, отличный от официальной трактовки. В результате артикуляции возникает новая семантическая конструкция: клуб становится узловой точкой фанатского «мифа о нации», а образ нации преломляется через жизнь болельщиков — нация предстает как сообщество фанатов, как «мы» на трибуне, как братство, защищающее честь клубных цветов, приравненных к цветам государственного флага: в визуальном и риторическом плане клубная символика начинает интерпретироваться как национальная, а действия по её защите — как долг. Таким образом, символическая граница между футбольной и государственной лояльностью стирается.

Любая артикуляция стремится зафиксировать смысл, однако ни одной конфигурации не удаётся закрепить значения окончательно. Принцип контингентности означает, что существующие смысловые связки всегда могли бы быть иными. Конкуренты доминирующего дискурса способны «расплести» господствующую артикуляцию и соединить те же элементы по-другому, в рамках иной логики. Иными словами, если ультрас выстроили национальную идею определённым образом, соперничающая группа может переартикулировать те же символы под другим углом. Таким образом, дискурс постоянно открыт к переопределению. Хотя эмпирически многие дискурсивные конструкции достигают относительной стабильности, теоретически значения остаются подвижными. Соответственно, общественные смыслы и идентичности — не застывшие сущности, а гибкие конструкции, поддерживаемые непрерывным артикуляционным усилием и способные трансформироваться.

Узловые точки и частичная фиксация смысла.

Для объяснения относительной устойчивости значений Э. Лакло [4] вводит понятие узловой точки (nodal point). Узловые точки – это привилегированные знаки, символические центры, вокруг которых организуются остальные элементы дискурса. Остальные смыслы приобретают значение через соотнесение с этой центральной точкой. Иными словами, узловая точка функционирует как своего рода «магнит», притягивающий разнообразные элементы и выстраивающий их в упорядоченную картину. В политическом дискурсе примерами узловых точек служат слова вроде «свобода», «народ», «демократия»: сами по себе они довольно абстрактны, но в рамках конкретного дискурса наполняются определённым содержанием. В фанатском дискурсе узловой точкой чаще всего оказывается понятие «нация» (наряду с родственными категориями типа «Отечество» или «клубная честь»). Пока «нация» выступает признанным центром, вокруг которого строится артикуляция, дискурс сохраняет относительную цельность.

Важно отметить, что сам узловой знак часто обладает размытой семантикой. Лакло [4] называет такие центральные символы «пустыми означающими», поскольку их содержание принципиально не до конца определено — именно поэтому разные группы могут достичь консенсуса вокруг них, вкладывая собственный смысл. Например, понятие «нация» чрезвычайно ёмкое и может подразумевать разное (этническое происхождение, государство, культурное сообщество и т.д.), оставаясь при этом общей точкой притяжения. В конечном счёте борьба дискурсов во многом сводится к конкуренции за определение узловых точек: чья трактовка «нации» (или любого другого ключевого символа) станет доминирующей.

Идентичность, антагонизм и контингентность.

С постструктуралистских позиций коллективная идентичность понимается не как исходная данность, а как эффект дискурса, устанавливающего границы между «нами» и «ими». Через исключение определённого «Другого» (тех, кого дискурс клеймит непатриотами или врагами) группа одновременно определяет саму себя. Антагонистическое противопоставление «своих» и «чужих» усиливает внутригрупповую солидарность и закрепляет узловые смыслы: образ врага повышает ценность образа собственного сообщества.

В случае ультрас в роли врагов могут выступать как конкурирующие фанатские объединения, так и различные внешние силы (например, официальные структуры или иные социальные группы). Причём линии антагонизма не зафиксированы раз и навсегда: какие именно противостояния выйдут на первый план, зависит от ситуации. Сегодня ультрас могут противопоставлять себя «продажным элитам», завтра — «чужим болельщикам» или глобальным силам, гибко меняя образ противника. Благодаря этому их коллективная идентичность отличается динамизмом: она не существует вне дискурсивной практики, удерживается от распада за счёт конструирования новых антагонизмов, но никогда не застрахована от переосмысления.

Постфундаментальный дискурс-анализ (PDA): логики и институционализация.

Постфундаментальный дискурс-анализ, ассоциируемый с «эссекской школой» и трудами Томаса Марттилы [5], развивает идеи Лакло и Муфф [4] применительно к эмпирическим исследованиям. Сам термин постфундаментальный подчёркивает отказ от поиска абсолютных оснований в социальном анализе и принятие принципа неустранимой контингентности социальных явлений. PDA разделяет с теорией Лакло/Муфф [4] исходную онтологию: общество дискурсивно сконструировано и лишено какого-либо прочного «фундамента» (божественного, природного или экономического), на который можно было бы раз и навсегда опереться при объяснении социальных структур. Однако, если Лакло и Муфф [4] сосредоточились на разработке «высокой» теории дискурса, во многом оставляя методику открытой, то PDA стремится выработать более систематический исследовательский подход, пригодный для практического анализа.

В рамках PDA особое внимание уделяется понятию логик — повторяющихся принципов (или «грамматик») дискурсивных практик, позволяющих описывать динамику социального смысла. Иными словами, PDA предлагает набор правил, по которым функционируют и изменяются дискурсы [2]. Далее рассматриваются основные типы логик и соответствующие процессы артикуляции и институционализации дискурсов.

Социальные логики и седиментация дискурса.

Под социальной логикой понимаются относительно устойчивые, «осевшие» (седиментированные) практики и смысловые структуры, воспринимаемые как само собой разумеющиеся. Социальные логики отвечают на вопрос: «Как устроен данный дискурсивный порядок в настоящий момент?» Они фиксируют повторяющиеся шаблоны, правила и отношения, через которые воспроизводится сложившийся порядок значений. Иными словами, социальные логики — это логики воспроизводства: они показывают, каким образом дискурс поддерживает собственную стабильность, превращаясь в рутинный фон социальной жизни. Когда определённая артикуляция настолько укоренилась, что уже не воспринимается как спорная и стала частью «объективной реальности», можно говорить о её седиментации. Седиментация (от лат. sedimentum — «осадок») означает, что изначальные акторы и акты артикуляции забыты, а порождённые ими смыслы принимаются за данность [2].

Например, если ультрас-националистический дискурс институционализировался в фанатской среде через устоявшиеся традиции, постоянные лозунги, закреплённый образ врага и прочие элементы, то эти смыслы начинают функционировать по логике социального, воспроизводясь автоматически. Одни и те же баннеры с определёнными лозунгами разворачиваются ежегодно по одним и тем же поводам; одни и те же жесты, песни и ритуалы исполняются на каждом матче. Социальная логика фиксирует регулярность и шаблонность такого дискурса. Аналитик, описывающий социальную логику ультрас-национализма, выявит устойчивые элементы: ключевые символы (например, государственный флаг, герб, гимн на фанатском секторе), нарративы (скажем, история любимого клуба, вплетённая в историю нации), ритуалы (марши фанатов, перфомансы с национальными цветами, пиротехнические шоу к памятным датам) и неформальные «правила» (неписаные кодексы чести, табу на поступки, считающиеся «непатриотичными»). Все эти компоненты образуют структуру, делающую ультрас-дискурс узнаваемым и повторяющимся из года в год.

Политические логики и дискурсивная трансформация.

Политическая логика, напротив, фокусируется на изменениях и разрывах в дискурсивных практиках. Политические логики задают вопрос: «Как данный дискурсивный порядок оспаривается, трансформируется или устанавливается заново?» Они работают с диахроническим измерением — рассматривают, как и почему возникают кризисы, конфликты и сознательные артикуляционные усилия, меняющие существующий порядок смысла. Политическая логика проявляется в моменты дестабилизации: когда привычная социальная логика даёт сбой или сталкивается с вызовом, включаются политические практики — осознанные усилия по переопределению значений.

В контексте ультрас-национализма политическая логика обнаруживается, например, когда фанаты резко меняют направленность своего дискурса в ответ на внешние события. Скажем, ультрас начинают включать в свои кричалки и баннеры новую тему, которой раньше не было, — например, протест против иммиграции или против определённой государственной политики. Это требует реартикуляции: введения новых элементов (антимигрантской риторики, лозунгов против глобализации и т.п.) и переопределения узловых точек (вдруг «нация» начинает мыслиться не только в этнических, но и в религиозных категориях; появляется образ «Европы» как врага национального суверенитета и т.д.). Таким образом, политические логики выступают логиками борьбы и преобразования — они описывают, как через противоборство и контестирование устанавливаются новые варианты смысла.

Аналитик, изучающий политическую логику дискурса, будет отслеживать: какие разломы (антагонизмы, кризисы) возникали, какие новые коалиции или дискурсивные альянсы формировались, какие противоречия использовались для переформатирования дискурса. Применительно к ультрас это может означать анализ исторической эволюции их националистического дискурса. Исследования показывают, например, что с начала 2000-х до 2010-х годов ультрас-идеология претерпела существенные сдвиги: вместо локально-патриотических мотивов на первый план вышли более радикальные националистические нарративы. Так, по данным Шухова [10], в российской фанатской среде началось закрепление жесткой «правой» риторики в уличных перфомансах и фанзинах, в то время как Пильц и Вёльки-Шумахер фиксируют аналогичные тенденции и в других постсоциалистических странах Европы[6].

 Политическая логика позволяет объяснить эти изменения появлением новых вызовов и антагонизмов, которые привели к переартикуляции фанатского дискурса.

Артикуляция, институционализация и методология PDA.

В PDA понятия артикуляции, седиментации и логик объединяются в единую методологическую рамку. Исследователь на практике проходит несколько этапов анализа:

1. Делимитация объекта в терминах дискурса (определение, какой дискурс анализируется; в нашем случае это националистический дискурс футбольных ультрас).
2. Выбор ключевых концептов теории под данный объект (например, гегемония, узловые точки, социальные/политические логики, артикуляция и др. — в зависимости от конкретных исследовательских вопросов).
3. Сбор данных и их интерпретация через призму выбранных концептов.
4. Синтез выводов о структуре и динамике дискурса.

Таким образом, PDA предлагает своего рода исследовательскую программу, связывающую макроуровень теории с микроанализом эмпирических данных.

Важно и то, что PDA стремится объединить анализ дискурса с анализом материальности. Дискурс понимается здесь не только как тексты или речи, но и как материальные практики и объекты. Здания (стадионы, мемориалы), артефакты (шарфы, флаги) — всё это рассматривается как носитель смысла, а не нейтральные вещи. Иначе говоря, институционализация дискурса происходит не только в языке, но и в материальной культуре. Например, когда определённые фанатские ритуалы становятся традицией, дискурс «встраивается» в институции субкультуры (клубные медиаресурсы, ежегодные мероприятия и т.д.). PDA учитывает эти аспекты, показывая, как микропрактики (скандирование лозунгов, создание граффити) связываются с макроструктурами (общеполитическими идеологиями, институтами государства). В результате исследователь получает инструменты для описания как структурных свойств дискурса (через социальные логики и седиментацию), так и динамики его изменений (через политические логики и моменты реартикуляции). Эту аналитическую рамку мы применим далее к феномену футбольных ультрас.

Дискурс ультрас-национализма: применение теории.

Применяя понятие артикуляции к фанатской среде, можно отметить, что ультрас конструируют особую связку между футбольной и национальной идентичностями, трансформируя смысл каждой из них. В самых общих чертах ультрас-национализм можно определить как совокупность артикуляционных практик, структурирующих значение «нации» в контексте фанатского сообщества. Иными словами, ультрас-дискурс по-своему отвечает на вопрос «что такое нация?»: он представляет нацию через призму жизни болельщиков — нация мыслится как сообщество фанатов, как «мы» на трибуне, как братство, защищающее честь клубных цветов.

Узловой точкой ультрас-дискурса является понятие «нация», но, будучи «пустым» [4], оно наполняется разным содержанием в разные периоды. Конкретная артикуляция нации ультрас зависит от исторического момента и локального контекста. Так, исследования фанатского движения в России показывают, если поначалу ультрас артикулировали нацию преимущественно в категориях локального патриотизма: городская и клубная принадлежность были неотъемлемой частью национальной гордости, то после на фоне роста праворадикальных настроений, произошёл сдвиг артикуляции: на первый план вышла этническая составляющая, а фанатский дискурс связался с более широкими ультраправыми нарративами. Так к 2010-м годам ультрас-дискурс впитал и институционализировал многие элементы общеполитического правого дискурса. Это свидетельствует о гегемонизации определённой ультрас-версии нации: фанаты стали позиционировать себя хранителями «истинной нации» и пытались навязать такое видение внутри стадионной культуры.

Соответственно, узловая точка «нация» со временем была переартикулирована. Если прежде она объединяла всех местных болельщиков вне политики (логика эквивалентности строилась по оси «мы, фанаты, против всех нефанатов»), то позже приобрела выраженно идеологическое измерение: «мы, национально мыслящие (правые) патриоты против внутреннего врага — либералов, левых, чужаков». Иными словами, примерно за одно десятилетие фанатское понимание нации сместилось от инклюзивного, локально-городского патриотизма к эксклюзивистскому ультранационализму. Эта эволюция демонстрирует действие политической логики: изменение социально-политического контекста (радикализация общественного дискурса) привело к борьбе за переопределение центрального понятия дискурса.

Антагонизм и «идеология сопротивления».

Ультрас-национализм во многом носит реактивный характер; его нередко описывают как «идеологию сопротивления». Действительно, фанатский националистический дискурс часто формируется в антагонистическом отношении к другим дискурсам — прежде всего к официальному государственному национализму, а также к позициям соперничающих ультрас-групп или иных оппонентов. К примеру, если государство продвигает более «мягкий», инклюзивный патриотизм, ультрас намеренно занимают более радикальную, бескомпромиссную позицию, чтобы противопоставить себя «системе». Показательно, что некоторые активисты сами называют себя «антисистемные националисты». Такое противопоставление является проявлением политической логики: ультрас целенаправленно реартикулируют общенациональные символы в духе оппозиции.

Так, фанаты могут использовать портреты героев, игнорируемых официальным каноном, сопровождать матчи агрессивными лозунгами. Подобными символическими жестами ультрас формируют антигегемонистский дискурс: «нация — это мы (народ на трибунах), а не они (элита, правительство)».

Постфундаментальный подход позволяет увидеть, что столь конфронтационная артикуляция не просто выражает имеющиеся убеждения, но и создаёт новую коллективную идентичность. В рамках ультрас-дискурса понятие «патриот» фактически переопределяется. Патриот — это уже не тот, кто соблюдает официальные каноны (поддерживает власть, чинно поёт гимн), а тот, кто дерзко демонстрирует любовь к Родине на улицах и трибунах, готов драться с полицией во имя чести флага и защищать «традиционные ценности» от посягательств. Таким образом, ультрас-националистический дискурс предлагает альтернативный «режим истины» [9] патриотизма — иной набор критериев истинного патриота. Причём этот альтернативный взгляд подкрепляется коллективным перформансом.

Здесь уместно привлечь концепцию Джудит Батлер [1] о перформативности. Ультрас инсценируют национальную идентичность через повторяющиеся действия — стадионные перформансы, своеобразные «спектакли национализма». Эти действия не просто иллюстрируют уже имеющийся национализм, но и порождают чувство принадлежности. Болельщик, скандируя националистическую кричалку или участвуя в массовом действе, перформативно утверждает себя частью нации. В духе Батлер [1] можно сказать: нет патриота, пока он не совершает патриотических поступков. Ультрас-дискурс обеспечивает рамку, в которой такие практики приобретают значение и стабильно повторяются, производя тем самым нового субъекта — «ультрас-патриота» как особый тип националиста.

Социальная логика ультрас-национализма.

Рассмотрим феномен ультрас-национализма через призму описанных выше социальных и политических логик. Социальная логика проявляется в тех элементах ультрас-культуры, которые стали привычными и не подвергаются сомнению. Сегодня во многих фанатских группах постсоциалистических стран негласной нормой считается демонстрация ультранационалистической идеологии: вывешивание баннеров с имперской или национальной символикой, использование соответствующих лозунгов, регулярное прославление «героев нации». Всё это воспринимается как стандарт фанатского репертуара — своеобразный «этнонациональный канон» на трибунах. Причём подобный канон складывался постепенно (ещё в начале 1990-х многое из этого было новшеством), но теперь молодое поколение ультрас застаёт его уже как данность. Иными словами, произошла седиментация националистических смыслов [5]: они «осели» и функционируют автоматически, без необходимости каждый раз заново обосновывать своё присутствие.

Показателен пример фанатских медиа. Многие ультрас-сообщества издают журналы (фанзины), где обязательно присутствует рубрика «идеология», либо публикуются колонки, в которых авторы рассуждают о «будущем нации» с ультраконсервативных позиций. Наличие подобного контента стало нормой (тогда как, например, фанзины конца 1980-х годов были куда более аполитичны и сосредоточены на спортивной тематике). Видно, как дискурс встроился в институцию фанатской журналистики. Таким образом, пока внешние условия остаются благоприятными (государство не запрещает подобных акций, внутри фанатской среды есть консенсус), эти практики будут воспроизводиться самостоятельно. Социальная логика, таким образом, объясняет, как ультрас-национализм укореняется и становится фоновым элементом фанатской культуры.

Политическая логика: динамика и расколы.

Политическая логика ультрас-дискурса проявляется в периоды перемен или конфликта. Можно представить ситуацию: власти усилили репрессии против фанатов (запретили пиротехнику, «вычисляют» и банят лидеров), а параллельно в обществе произошли перемены (волна протестов или смена режима). В ответ одна часть фанатского движения ещё больше радикализуется, а другая, напротив, уходит в тень или смягчает риторику ради выживания. Это ведёт к расколу дискурса и появлению конкурирующих артикуляций. Одна группировка подчёркивает свою верность нации через конфронтацию с «режимом предателей», усиливая враждебный нарратив; другая пытается встроиться в новую официальную повестку (например, начав поддерживать пришедшую к власти националистическую партию). Таким образом, казавшийся единым ультрас-национализм внезапно обнаруживает внутренние различия — логика различия вытесняет логику эквивалентности [4] внутри фанатской идентичности. Происходит явно политический процесс: борьба за то, кто вправе называться «истинными патриотами» и каким образом следует правильно проявлять патриотизм.

Обращение к эмпирическим исследованиям ультрас показывает, что их дискурс меняется главным образом под влиянием внутренних субкультурных логик и сопротивления, а не просто согласно навязанной «сверху» идеологической линии. Так, Гродецки [9] отмечает, что различные фазы ультрас-национализма развивались по логике контингентности, то есть опирались на имевшиеся практики и ситуативные вызовы, а не на изначально цельную доктрину. Иными словами, ультрас не начинали с готовой идеологии, которую затем последовательно воплощали; напротив, идеологическое содержание формировалось по ходу дела, в ответ на контекст.

Это подтверждает постфундаментальный тезис о непредзаданности [4]: националистический дискурс фанатов — продукт множества мелких решений, реакций и противостояний, которые со временем сложились в нечто целостное. И хотя ретроспективно может казаться, будто ультрас всегда придерживались одной и той же ультраправой идеи, детальный анализ обнаруживает поэтапность и пластичность их дискурса.

Релевантность теоретических подходов к феномену ультрас.

Почему же для изучения ультрас-культуры были выбраны именно постструктуралистская теория дискурса и PDA? Можно выделить несколько основных причин:

Избежание эссенциализма. Во-первых, данные подходы позволяют избежать эссенциализма в понимании ультрас-национализма. Вместо соблазна рассматривать его как фиксированную «сущность» группы, исследовательский фокус смещается. Вопрос ставится не «насколько националистичны ультрас и почему?», а «как и в результате каких дискурсивных процессов фанатское движение приходит к тем или иным националистическим выражениям?». Такой сдвиг акцента раскрывает объект исследования не как монолит, а как поле борьбы значений. Ультрас-национализм конструируется, а не просто проявляется, и он историчен и контингентен, а не задан раз и навсегда.

Тонкий понятийный аппарат. Во-вторых, дискурс-теоретический инструментарий тоньше описывает механизмы, которые могут ускользать от традиционных политологических или социологических подходов. Беглый взгляд отметил бы: «ультрас придерживаются крайне правых взглядов, перенимая идеи из общей политической среды». Постструктуралистский анализ уточняет, какие именно означающие (символы, лозунги) ультрас заимствуют извне, а какие порождают внутри субкультуры; как происходит перевод языка официальной политики на язык стадиона; какие антагонизмы формируют ультрас-идентичность (например, не просто противопоставление «правые vs левые», а нарративы типа «патриотичный народ vs коррумпированные элиты» или «традиционная культура vs глобализм»). Понятие гегемонии у Лакло [4] помогает увидеть, что ультрас нередко добиваются гегемонии своей версии идентичности внутри фанатской среды — и сталкиваются с контргегемоническими усилиями [2] других акторов (будь то государство или альтернативные группировки). PDA, со своим акцентом на логиках и институционализации, связывает микроуровень дискурса с макроструктурами: объясняет, как тиражирование определённых ультрас-нарративов (в фанатских медиа, интернет-сообществах, межгрупповых коммуникациях) приводит к тому, что эти сюжеты становятся частью более широкой политической культуры. Иными словами, фанатский национализм перестаёт быть сугубо «стадионным делом» — через дискурс он просачивается в общество (когда, скажем, лозунги, придуманные на трибунах, начинают звучать на общенациональных митингах или влиять на риторику политиков).

Динамичность и процессуальность. В-третьих, постфундаментальный подход подчёркивает динамику и процессуальность — а ультрас-культура исключительно подвижна. Сегодня фанаты используют одни символы, завтра при изменении контекста могут перейти к другим. По сути, ультрас-национализм часто носит ситуативный характер. Гродецки вводит термин «occasional nationalism» («очаговый», или ситуационный национализм) [9], отмечая, что идеология ультрас проявляется лишь в определённых ситуациях и не доминирует постоянно во всём поведении болельщиков. Вопреки стереотипу, будто фанаты ежедневно одержимы национализмом, большую часть времени они заняты обычными фанатскими делами (поддержкой команды, околофутбольными активностями), а националистическая риторика вспыхивает эпизодически — на праздниках, в скандалах, при конфликтах с властями, на международных матчах. В такие моменты ультрас как бы «достают из шкафа» накопленный арсенал символики и громко его демонстрируют. Постфактум может создаться впечатление, что они постоянные националисты, но, если смотреть процессуально – их национализм дозирован и ритуализирован (отсюда метафора «occasional» [9]). Дискурс-теория хорошо улавливает эту прерывистость, рассматривая идеологию не как постоянное свойство группы, а как набор дискурсивных практик, которые то актуализируются, то отходят на второй план. Кстати, это позволяет объяснить, почему опросы выявляют разрыв между публично декларируемыми ультрас ценностями и личными установками многих рядовых фанатов. Просто субкультура устроена так, что публично воспроизводится наиболее радикальный дискурс, гегемонизируя коллективную идентичность; при этом отдельные индивиды могут не полностью ему соответствовать, хотя всё равно участвуют в его перформативном воспроизведении на трибунах.

Учёт контекста. В-четвёртых, данные подходы учитывают контекстуальные факторы – институциональные и макрополитические – при анализе идеологии. Это важно, поскольку феномен ультрас неотделим от своего окружения. Постсоциалистические трансформации, глобализация футбола, политика безопасности и другие внешние условия влияют на фанатский дискурс. Например, в авторитарном режиме ультрас-национализм может либо приспосабливаться к официальному государственному патриотизму, либо, наоборот, подавляться и маргинализироваться; в демократическом обществе ему могут позволять существовать как одной из субкультур. Дискурс-аналитический подход, ориентированный на логики и институционализацию, способен встроить эти условия в объяснение — показать, как внешние «вмешательства» (репрессии государства, коммерциализация спорта, международные контакты фанатов и т.д.) преломляются внутри дискурса. Например, в ряде стран ультрас-движение оказалось связано не только с политическим протестом, но и с коммерческими интересами. Исследования показывают, что в Южной Европе (например, в Италии и Греции) некоторые ультрас-группы получают финансовые ресурсы за счёт продажи атрибутики, билетов или «покровительства» от клубов, становясь частью полулегального рыночного механизма. В таких случаях фанатская независимость может быть ограничена, а символическая радикальность — встроена в логики клубного менеджмента и маркетинга. Это ставит под вопрос представление об ультрас как исключительно антисистемной силе [8].

Методологическая гибкость. В-пятых, постструктуралистская теория и PDA обеспечивают методологическую гибкость. Они допускают разнообразные источники и методы: от «чтения» фанатских текстов и визуального анализа баннеров и граффити — до интервью с болельщиками и анализа опросов. Такой междисциплинарный инструментарий важен для комплексного понимания субкультурной идеологии. Ультрас-национализм – явление многомерное, и его изучение выигрывает от комбинации культурологического, политологического и социологического ракурсов. Дискурс-теория как раз даёт общий язык, понятный представителям разных дисциплин, что облегчает синтез выводов.

Подытоживая, можно констатировать: постструктуралистская теория дискурса и PDA доказали свою продуктивность при анализе ультрас-культуры, поскольку они фокусируются на способах конструирования националистических смыслов (что и делают ультрас), подчёркивают временный и изменчивый характер этих смыслов (ультрас-национализм исторически менялся и продолжает меняться), учитывают роль конфликта и образа Другого (фанатский национализм во многом строится «против» – оппонентов, элит, чужаков), включают контекстуальные и институциональные условия (ультрас-дискурс зависит от постсоциалистического контекста, глобальных тенденций футбола и политики государства) и предоставляют богатый методологический инструментарий для исследования столь сложного явления.

Заключение.

В данной работе предпринята попытка целостного теоретического осмысления ультрас-национализма через призму постструктуралистской теории дискурса и постфундаментального дискурс-анализа. Показано, что ультрас-культура – отнюдь не стихийное выражение радикальных настроений, а сложное дискурсивное пространство, в котором посредством артикуляций конструируется особая версия национальной идентичности. Ключевые понятия Лакло и Муфф [4] – гегемония, артикуляция, узловые точки, антагонизм, контингентность идентичностей – позволили описать, как ультрас-дискурс фиксирует (лишь частично и временно) значение «нации» и «патриотизма», опираясь на исключение другого и постоянную возможность переопределения. Подход PDA (в интерпретации Т. Марттилы [5]) дополнил эту процессуальную картину аналитическими категориями логик: социальные логики помогли понять устойчивость и шаблонность ультрас-ритуалов, политические логики – динамику их изменений, а понятие седиментации/институционализации – материальное закрепление фанатского дискурса в практиках и институтах.

Применение избранных теорий оказалось плодотворным. Ультрас-национализм выступил явлением глубоко контекстуальным и исторически обусловленным. Он не существует в идеологическом вакууме, а тесно связан с социальными изменениями (переходными периодами, кризисами), с субкультурной динамикой (борьбой групп за статус и влияние внутри фан-движения), с внешними влияниями (медиа, политической обстановкой) и даже с глобальными фанатскими трендами. Ультрас выступают своего рода «предпринимателями значения» (если воспользоваться терминологией Лакло [4]): они берут разные элементы – от национальных мифов до молодёжного сленга – и сплетают из них новые либо обновлённые идеологические конструкции. Эти конструкции борются за гегемонию как внутри стадиона, так иногда и за его пределами, претендуя представлять «народ». Однако, как подчёркивалось, их победы всегда условны: любая установленная гегемония может быть размыта, оспорена, трансформирована.

В статье обоснован выбранный теоретический уклон тем, что детальная разработка понятийного аппарата является необходимым этапом перед углублённым эмпирическим исследованием. В ходе анализа были интегрированы идеи М. Фуко [7], Дж. Батлер [1] и Ж. Деррида [3], что расширило перспективу до вопросов власти, перформативности и деконструкции. Это позволило взглянуть на ультрас-национализм не только как на объект исследования, но и как на симптом более масштабных процессов — кризиса институциональной политики (компенсируемого «улицей»), поиска аутентичности и маскулинной самоидентификации в глобализированном мире, возвращения «больших нарративов» (войны, нации, веры) в молодёжную культуру.

Список литературы:

1. Батлер Дж. Тела, имеющие значение: о дискурсивных ограничениях пола. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2018.
2. Грамши А. Тетради из тюрьмы / пер. с итал. и коммент. В. С. Сопрыкина; под ред. В. Е. Бассина. — М.: Росспэн, 2007. — 912 с. — (Переосмысливая марксизм).
3. Деррида Ж. О грамматологии / пер. с франц. С. Н. Зенкина. — М.: Ad Marginem, 2000. — 456 с.
4. Лаклау Э., Муфф Ш. Гегемония и социалистическая стратегия: к радикальной демократической политике / пер. с англ. А. Ф. Аксёнова, А. В. Бабкина. — М.: Праксис, 2005. — 272 с.
5. Марттила Т. Постфундаментальный дискурс-анализ: концепты, логики, методы / пер. с англ. А. Б. Гофман. — М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2021. — 232 с.
6. Пильц Г., Вёльки-Шумахер Х. Обзор ультрас-движения в Европе / Институт спортивных наук Университета Ганновера. — Отчёт УЕФА. — 2010.
7. Фуко М. Археология знания / пер. с франц. Н. С. Автономовой. — М.: Гнозис, 1994. — 327 с.
8. Doidge M. Football Italia: Italian Football in an Age of Globalization. — London: Bloomsbury Academic, 2015. — 224 p.
9. Grodecki M. Occasional Nationalists: The National Ideology of Ultras // Nationalities Papers. — 2021. — Vol. 49, No. 3. — P. 562–575.
10. Shukhov A. Russian Football Hooliganism and Political Extremism // Nationalities Papers. — 2013. — Vol. 41, No. 2. — P. 237–253.