МЕТОДОЛОГИЯ КРИТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

АННОТАЦИЯ

Цель статьи определить границы критического анализа в качестве научного метода. Основные задачи: проследить ключевые этапы развития критического анализа в истории философии в границах традиции кантианства и неокантианства; проследить развитие критического метода в российской философии; выявить критерии достоверности и истинности, обозначаемые в критической методологии. Предварительные результаты выражаются в следующем. Первое, – критический анализ, обозначенный И. Кантом, может использоваться для уточнения результатов научных исследований (устранение неточностей в аргументации, чрезмерных обобщений и излишнего редукционизма). Второе, – в России критический анализ получил широкое распространение и использовался для установления границ между философией науки и философии религии, научной картиной мира и религиозным мировоззрением. В качестве вывода обозначается предположение о перспективах критического анализа для современного фундаментального научного знания.

ABSTRACT

The purpose of the article is to define the boundaries of critical analysis as a scientific method. Main tasks: to trace the key stages of the development of critical analysis in the history of philosophy within the boundaries of the tradition of Kantianism and neo-Kantianism; to trace the development of the critical method in Russian philosophy; to identify the criteria of reliability and truth indicated in the critical methodology. The preliminary results are expressed as follows. First, the critical analysis outlined by I. Kant can be used to clarify the results of scientific research (eliminating inaccuracies in argumentation, excessive generalizations and excessive reductionism). Secondly, in Russia, critical analysis has become widespread and has been used to establish boundaries between the philosophy of science and the philosophy of religion, the scientific picture of the world and the religious worldview. As a conclusion, the assumption about the prospects of critical analysis for modern fundamental scientific knowledge is indicated.

Ключевые слова: критическая философия, кантовская философия, неокантианство, критический анализ, научный метод

Keywords: critical philosophy, Kantian philosophy, Neo-Kantianism, critical analysis, scientific method

Критический анализ формируется в контексте системы критического идеализма И. Канта (1724–1804) и служит для установления границ рационального познания. Хотя в истории философии и науки, критический анализ уже был известен. Например, в трудах Р. Декарта оформился метод радикального сомнения, что будет указано в Предисловии к «Критике чистого разума». Стоит согласиться с французским ученым, что первым правилом объективной критики выступает сомнение, а именно – «никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, то есть тщательного избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению» [10, С. 260].Однако именно И. Канта оформил критический подход в качестве метода, который может быть использован в процессе познания. Обозначая математику и физику как наиболее достоверные области знания, где «объекты определяются a priori, первая совершенно чисто, а вторая чисто по крайней мере отчасти» [12, С. 20], указываются два критерия достоверности – всеобщность и необходимость.

У Декарта критериями выступали отчетливость и ясность, то есть простота суждения и результата. Кант же предполагая усложнение научного знания и невозможность редукционизма теорий до простых оснований, указывает на приоритет всеобщности теоретического знания и необходимость исполнения результатов научного познания. Иными слова, научный закон является в строгом смысле достоверным, если он исполняется с необходимостью и во всех возможных условиях применения. Критика служит ограничением для разума или рационального обобщения фактов и практического знания. В заключительной части «Критики чистого разума» обозначается причина необходимости установления границ познания. Поскольку разум неизменно стремится дать ответы на наиболее значимые вопросы устройства мира и судьбы человека, то разум с такой же неизменностью достраивает системы знаний недоказанными или неточными представлениями до системы представлений. Кроме того, чувственное познания и построенные на его основе экспериментальное знания, не могут служить критериями точности и доказанности. Чувства неточны по своей природе, разум стремится выйти за пределы возможного опыта, а экспериментальные данные не соответствуют критерию всеобщности.

В итоге философ приходит к целесообразности двух положений: 1) установить правила рассудка и разума (правила, категории и методы познания) для устранения неточностей и ошибочности в представлениях, источником которых служит несовершенство человеческого познания; 2) провести линию демаркации между объектами «наук в собственном смысле слова» (математика, физика и смежные отрасли знания) и областью человеческой истории (религия, искусство и общество). Философия же выступает связующим элементом между тем, что познает человек и тем, как человеку открывается объект познания. В результате применения познавательных способностей, должна образоваться система понятий, то есть все доступные человеку знание необходимо «связывается в одну систему» [12, С. 100].

В отличие от Р. Декарта или Ф. Бэкона, в кантовской философии нет явной цели установления одного единственного истинного метода познания. Критический анализ дополняет научные методы и позволяет установить логическую и гносеологическую точность процесса познания. Сущность же критического анализа, который будет пересмотрен К. Поппером уже в XX веке [13, С. 181], выражается в установлении «чистоты» полученного знания. На уровне созерцания посредством категорий пространства и времени (то есть трансцендентальной эстетики), далее формируется схематизм рассудочного знания или знания о вещах как они представлены для познания (то есть трансцендентальная аналитика). На заключительном этапе познавательные способности человека всегда выйти за границы доступного объектного знания в область необоснованной метафизики. Один из первых русских ученых, последовавших за кантовской системой философии, – А.И. Введенский (1856-1925), указывал на невозможность признания в системе И. Канта метафизики как точного знания, отвечающего критериям критицизма [5, С. 3]. Поэтому следует использовать объективную критику, применяя в строгости логические инструменты самопроверки и допускать наличие антиномий или неразрешимых вопросов, которые и служат линией демаркацией между наукой в собственном смысле слова и область человеческой практики (то есть трансцендентальная диалектика).

Каждая дисциплина пользуется собственными методами и приемами открытия знания, но они должны быть согласованы с точностью «чистых» методов, то есть абстрактного метода критики. Сам по себе критический анализ не нацелен на изучение конкретного объекта и обладает универсальностью, именно поэтому он является «чисто-теоретическим» познавательным подходом и по этой же причине выступает методом абстрагирования от конечной действительности. Иначе говоря, показывается, что перепроверять следует не само знание, а методы, с помощью которых оно получено, и только потом переходить к рассмотрению достоверности результатов.

И. Кант обозначил не только теоретическую базу для использования критического анализа, но и сам достиг определенных результатов в его применении. В противоположность распространенной точки зрения, что кантовская система идеализма является агностицизмов (из-за противопоставления «вещи в себе» и «явления»), кенигсбергский мыслитель настаивал на объективности и достоверности физики как науки. В свою очередь положения физики могут стать основой для будущих системных форм философии, обобщающих доступное знание до всеобщности и необходимости. Стоит согласиться с С.Ф. Васильевым, что И. Канта являясь представителем «чисто позитивистской теории материи» внес вклад в оформление и систематизацию динамики в составе классической механики [4, С. 44]. Представления известного математика И.К.Ф, Гаусса согласовались с основными принципами критического И. Канта. В.Д. Захаров, кандидат физико-математических наук, научный сотрудник РАН, в своей монографии обозначил точность кантовского представления о «чистой математике», где «разум не черпает свои законы из природы, а предписывает их», то есть «зиждется на синтетических принципах чистого разума» [11, С. 44]. В свою очередь русские философы конца XIX – начала XX века отмечали неоценимость критического анализа для устранения метафизических оснований в представлениях ученых эпохи Нового времени [3].

Значительным этапом в распространении кантовской философии в область научного познания становится оформление немецкого неокантианства, где особая заслуга принадлежит Марбургской школе неокантианства. Согласно А. Пома, известному итальянскому философу современности, Г. Коген, основатель Марбургской школы, заметно расширил потенциал кантовского критицизма. Справедливо отмечается, что «у Канта прослеживается модель обоснованного философского метода, тесно связанная с наукой и, следовательно, заслуживающая доверие (…)» [14, С. 26.]. Однако наличие двойственности отдельных положений и неопределенность статуса субъекта познания ( проблема трансцендентального субъекта) не могла способствовать экстраполяции метода Канта на достижения науки второй половины XIX века. То есть метатеоретическая значимость кантовского критицизма не оспаривалась, но требовала дополнения или актуализации. А. Пома указывает, что именно Г. Коген пытается расширить кантовский критицизм посредством преодоления ошибочности «субъект-объектной» модели исследования, так как в системе знания, субъект и объект в подлинном естественном мире не существуют. Только для человеческого мышления, упрощающего исходную системность и неразрывность явлений (природных и психических) существуют отдельно взятый субъект или объект познания [14, С. 27]. Подобные представления оказались очень близки релятивистским моделям физики начала XX века. В качестве дополнения следует указать на исследовательские интересы Г. Когена. Кроме непосредственно рассмотрения потенциала системы И. Канта, он так же проявил себя как математик и логик, нацеленный на расширение объективности естественнонаучного знания. Поскольку физика и математика обозначались, как и у Канта наиболее точными областями знания о природе, поэтому не случайно обращение к проблемам трансцендентального метода и субъекта познания в контексте наступающего кризиса естествознания в конце XIX века.

В истории русской философии обозначались схожие позиции, которые не всегда были основаны на немецкой традиции неокантианства. В частности А.И. Введенский в своей ранней работе «Опыт построения теории материи на принципах критической философии» посредством применения критического анализа выявляет ошибочность механицизма и следующей из него теории эфира. Понятие же материи признает неточным и устаревшим, так как экспериментально подтверждалась атомарная теория. Хотя модель Томсона признавалась ошибочной, но русский философ усматривал в ней правильность рассуждения о целесообразности замены понятия материи на массы вещества [6, С. 169-171]. Здесь же, со ссылками на кантовский метод, обозначена критика универсальности принципа инерции, где движение и пространство рассматривались как абсолютные величины. Особенность расширения кантовской модели критического анализа выражается в исследованиях А.И. Введенского в особом отношении к логике как инструменту перепроверки результатов познания. Стоит согласиться, что принцип «логической неизбежности» («логически необходимо то, чего нельзя отрицать без появления противоречия в наших мыслях») становится основой «логицизма» как метода [7, С. 222-223]. Подчеркнем, что работа А.И. Введенского была защищена в качестве магистерской диссертации в 1888 году.

В русской философии критический анализ, дополненный новейшими достижениями философии и науки конца XX века, был распространен не только на область естествознания и точных наук, но и на общественные науки [1, С. 52]. Ярким примером, служит труд С.И. Гессена по основам педагогики, где объединялись три уровня образования (школьное, профессиональное и высшее научно-профессиональное). Критический анализ использовался для уточнения задач, которые должны быть поставлены перед обучающимися со стороны педагога. Кроме того, критическое рассмотрение цели образования как такового позволили сделать вывод о неразрывность воспитания и образования в течение всей жизни человека. То есть знание всегда обогащается и дополняется, что требует от педагога и обучающего к постоянной актуализации своего опыта. Нет точки в развитии человека, когда он может достигнуть точного знания, если не стремиться к постоянной перепроверке собственных методов познания. Обозначая задачи педагогик для развития культуры (совокупности науки, религии и искусства), С.И. Гессен пишет следующее: «толь необразованный человек может утверждать, что он сполна разрешил для себя проблему образования» [9, С. 35.]. Похожие мотивы можно найти и критикой кантовской философии, например у С.Л. Франка [2]. Однако именно в трудах русских неокантианцев, в частности С.И. Гессена, А.С. Лаппо-Данилевского и В.Э. Сеземан отчетливо прослеживается универсальность и метатеоретичность критического анализа [8, С. 104-105].

Подводя итоги, обозначим перспективу и продуктивность расширения критического анализа до уровня метатеоретического подхода, позволяющего избежать логических и гносеологических неточностей в процессе познания. В истории русской и европейской философии и науке уже были обозначены действующие модели использования кантовского критицизма. Выделение критериев всеобщности и необходимости вместо принципов конвенциональной истины и положения об относительности абсолютного знания может стать плодотворным для разработки новой модели оценки достоверности полученного знания. Особенно актуально для настоящего времени создание единой системы проверки знания, которая учитывает разнородность частно-научных методов и тенденцию к установлению междисциплинарных отраслей наук.

Список литературы:

1. Белов В.Н. Гносеологические концепции русского неокантианства // Трансцендентальный поворот в современной философии-7. Сборник тезисов межд. научн. конф. – М.: Изд-во РУДН, 2022. – С.51-52.
2. Белов В.Н. С.Л. Франк и немецкое неокантианство: аспекты дискуссий // Кантовский сборник. – 2023. – № 1 (42). – С. 71-91.
3. Белов В.Н., Владимиров П.А. Русское неокантианство: опыты (само)определения и современная перспектива [Электронный ресурс] // Трансцендентальный журнал. – 2021. – №3(6).
4. Васильев С.Ф. Из истории научных мировоззрений: от Галилея до Больцмана. – М.: ЛЕНАНД, 2021. – 182 с.
5. Введенский А.И. Новое и легкое доказательство философского критицизма. –М.: Книга по требованию, 2011. – 25 с.
6. Введенский А.И. Опыт построения теории материи на принципах критической философии. – М.: ЛИБРОКОМ, 2011. – 352 с.
7. Владимиров П.А. К истокам формирования русского неокантианства: методологические основания философии А.И. Введенского // Вестник РУДН. Серия: Философия. – 2020. – №2 (24). – С. 219-227.
8. Владимиров П.А., Лебедева А.В. Нравственные основания теории обучения и воспитания в русском неокантианстве // Высшее образование в России. – 2022. №3 (31). – С. 96-107.
9. Гессен С.И. Основы педагогики: Введение в прикладную философию. – М.: Школа-Пресс, 1995. – 448 с.
10. Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т.1. – М.: Мысль, 1989. – 656 с.
11. Захаров В.Д. Физика как философия природы: Метафизика числа и пространства. – М.: Изд-во ЛКИ, 2020. – 240 с.
12. Канта И. Критика чистого разума. – М.: Эксмо, 2009. – 736 с.
13. Панафидина О.П. Трансцендентализм И. Канта и немецкий идеализм (К вопросу о некоторых стереотипах экспликации кантовской теоретической философии) // Вопросы философии. – 2011. – №4. – С. 177-186.
14. Пома А. Критическая философия Германа Когена. – М.: Академический Проект, 2012. – 319 с.