Окказиональная лексика в романе Т.Н. Толстой "Кысь"

Цель статьи – дать характеристику окказиональным способам создания индивидуально-авторской лексики в тексте романа Т. Н. Толстой «Кысь», а также подчеркнуть отличие окказионализмов от просторечий и архаизмов, присутствующих в тексте.

На сегодняшний день ни в одном из достоверных толковых словарей современного русского языка не фиксируются такие лексические единицы, как: «слеповран», «худозвонище», «кусай-трава», «дергун-трава», «кулдыкать», «боронить», «крутоверхий» и т д. Однако при анализе романа Т. Н. «Кысь» подобные слова и словосочетания были выделены нами практически в каждой строке.

Так, в предложении: «Бенедикт постучал валенком по бревну… звенит; древесина хорошая, лёгкая, но плотная и сухая... хороший матерьял… дубельт…дерево дубельт – хорошее…» [5, с. 15] – сочетание слов после многоточия разъясняет читателю, что «дубельт» в данном контексте – это название дерева с плотной и сухой древесиной. Тем не менее самостоятельное употребление этой лексемы в современном русском литературном языке невозможно.

В современной лингвистике подобные слова носят название окказионализмов. Они обычно не становятся частью общенародного языка, а живут лишь в том контексте, который их породил. Ведь вне контекста такие авторские новообразования непонятны.

Тем не менее с их помощью Татьяна Никитична создаёт свою нарочитую стилистическую неряшливость повествования, которая весьма неоднозначно была принята многими литературными критиками.

В научных кругах достаточно спорным остаётся вопрос о сфере возникновения явления окказиональной лексики. Ученые-лингвисты еще не пришли к единому выводу касательно того, что язык художественной литературы – это область зарождения окказиональной лексики, но, бесспорно, все сходятся в том, что их особая выразительность базируется на возможностях словообразовательных моделей русского языка.

В такой лексике сочетаются узуальные и неузуальные способы словообразования, иными словами, сочетаются общепризнанные закономерности современного русского языка и индивидуальное авторское словотворчество.

Не случайно Е. А. Земская в свое время написала: «Окказионализмы (при всей своей ненормативности) реализуют действие законов словообразования русского языка, как бы заполняя пустые клетки словообразовательных парадигм.» [3, с. 180]. Это неоспоримое научное утверждение прослеживается на протяжении всей истории героев, излагаемой в произведении.

С одной стороны, образование автором подобных лексических единиц обосновано необходимостью точно передать те стилистические нюансы, которыми пронизан сюжет романа, иными словами, Т. Н. Толстая последовательна в речевом выборе: «хлебеда», «перерожденцы», «окаян-дерево» и т. д. Однако в некоторых случаях причина использования окказионализмов скорее является словесной игрой и несет в себе некую иронию по отношению к названным по-новому предметам и людям, живущим в эту эпоху. Например: «Фёдор Кузьмичск», «Иван Порфирьичск», «Сергей Сергеичск», «шадевры», «фелософия», «риниссанс», «тродиция», «матерьял» и т.д.

Для создания образа новой реальности, возникшей на месте России после Взрыва, Толстая утрирует и гиперболизирует последствия случившихся перемен, что непременно влечет за собой использование индивидуально-авторских сочетаний. Так, знакомые современному человеку объекты и предметы в романе «Кысь» сразу бросаются в глаза не потому, что хорошо нам известны, а потому, что грубо переименованы Государственным Писцом, Бенедиктом, который по настоянию матери вынужден был освоить азбуку. Явная нелюбовь к учебе главного героя легко прослеживается в постоянном нарушении строгих требований грамматики. Например: аружье – оружие, свеклеца – свекла, хвор – хворь, мет – мёд и т.д.

Намеренное графическое изменение формы известного слова и его написания в соответствии с нормами фонетического письма, а именно графический способ – это один из наиболее часто встречаемых неузуальных способов образования окказиональной лексики у Т. Н. Толстой.

Например: «А ещё будто там доложон быть мужик каменный, агромадный.» [5, с. 19]; «Ты меня пальцем тронуть не смеешь! У меня оневерстецкое абразование!» [5, с. 10]; «Будто бы на Муркиной Горке Мозей был в Прежнее Время…» [5, с. 19]; «Придёшь, говорит, в могозин, - берёшь что хочешь.» [5, с. 8]; «…излагаю илиментарные основы марали.» [5, с. 36]; «А все улицы, говорит, были осфальтом покрыты.» [5, с. 10]; «-Ну конечно! Не про баб! Чего ж он писдолет-то вынул, срамник? -Дак сейчас мистер Блэк войдет, а он его по балде, писдолетом. Роджер-то...» [5, с. 218]; «Теперь говорит: вода-пинзин, -сама вода, а сама горит.» [5, с. 270] и т.д.

Помимо графического способа образования окказионализмов в романе также наблюдается гендиазис (рифмованное сложение): «…и уж птица-блядуница ему на волосья нагадила…» [5, с. 34]; «...ежели, к примеру, вам с её, с мыши, вздумалось пти-фри а ля мод на ореховой кулисе изготовить, али запечь под бешамелью с крутонами?» [5, с. 31]; «…и девку-чессалку нанять, чтоб спину чесала…» [5, с. 43] и т.д.

Не менее широко у Толстой представлен и семантический способ образования окказиональной лексики: «…мы, голубчики с юга. Вторую неделю идём, совсем обезножили.» [5, с. 6]. В толковом словаре Т. Ф. Ефремовой глагол «обезножить» трактуется в значении «лишить кого-то ног или способности владеть ими» [2, т. 2, с. 456]. В тексте же явно прослеживается иная семантика: устать в дороге; «…русалка на заре поёт, кулдычет водяные свои песни.» Употребляется в значении «кричать индюком» [1, т. 2, с. 324]. Однако при прочтении текста, представленного в главе «Аз», становится абсолютно понятно, что слово заменяет глагол «петь».

Встречается в тексте и неузуальный способ образования окказионализмов, называемый субституция (замена морфем, сегментов слова): «Тут уж, конечно, стража с бердышками, гонит голубчиков по калидору в другую палату…» [5, с. 34]. Берданка – малокалиберная винтовка, употреблявшаяся в прежнее время в армии [6, с. 47]. Перед нами характерный пример замены одного сегмента, входящего в состав корня, на другой (-ан- заменен на -ыш-).

Все рассмотренные выше авторские новообразования свидетельствуют о том, что окказиональная лексика в антиутопии Т. Н. Толстой «Кысь» разнообразна и в большей своей части представлена тремя частями речи: именами существительными, именами прилагательными и глаголами.

Самая обширная группа, составляющая более 50% от всей лексики (нами было отобрано 120 окказионализмов методом сплошной выборки), представлена именами существительными: «За две бляшки можно обед из двух блюд получить.» [5, с. 19]; «А теперь дознались: кто их поест, - у того на всю жизнь в грудях хрипы и булькотня.» [5, с. 6]; «А холопов тьма – тьмущая: и мышеловные холопы, и муколовные, и квасовары, и грибышатники, и хвощёвники.» [5, с. 28] и т.д.

Количество окказиональных имен прилагательных и глаголов в романе делят между собой оставшиеся проценты. Около 48% можно разделить на две группы: «Никита Иваныч, носом шмыгая, подсел к Бенедикту, кисет развернул, ржавки в листик напёхтал, себе сверточку, Бенедикту сверточку.» [5, с. 148]; «Ты меня пальцем тронуть не смеешь! У меня оневерстецкое абразование!» [5, с. 10]; «Самый захудалый, паршивый голубчик по весне охорашивается…» [5, с. 34]; «Хотя другой раз и засвербят пустолёттные мысли…» [5, с. 11] и т.д.

Зачастую окказиональную лексику смешивают с неологизмами (словами, появившимися в языке сравнительно недавно). Однако при анализе романа Толстой мы столкнулись с несколько иной проблемой: все незнакомые слова казались окказионализмами, но большинство из них в действительности являются просторечными выражениями или архаизмами. Например: «…умеет Бенедикт скорняжить, сыромятные ремешки из зайца резать, шапку сшить – ему все с руки.» Скорняжить – выделывать шкуру на мех [6, с. 235]; «…под микитки держи, двумя руками…» Микитки – только в выражении: под микитки – под ребра [6, с. 197]; «…сколько знатность свою охота было вволюшку выказать.» Вволюшку – ласковое к наречию вволю (разг.) [2, с. 123].

Таким образом, рассмотрев индивидуально-авторские новообразования в тексте романа Т. Н. Толстой «Кысь», мы пришли к следующему выводу: язык, употребляемый писательницей, соотносится с темой произведения и выполняет ряд функций: прежде всего, изображает новый мир, сложившийся после Взрыва, который невозможно показать «старыми» словами, поэтому автор вводит большое количество окказионализмов. Также при помощи подобной лексики Толстой удаётся подчеркнуть иронический характер своей антиутопии, который, несомненно, отличает ее от многих других произведений данного жанра.