Эль Греко в Риме летом 1572 г. Между двух кардиналов

Одним из «белых пятен» во многих отношениях необычной биографии Эль Греко (1541–1614) остается т. н. «римский» период жизни художника (1570–1576), начавшийся сразу после его отъезда из Венеции, где молодой критянин на протяжении примерно трех лет обучался тонкостям масляной живописи у великого Тициана. Известно, что один из венецианских друзей Эль Греко (наст. имя Доменикос Теотокопулос) – талантливый миниатюрист Джулио Кловио (1498–1578) порекомендовал его в 1570 г. своему покровителю – меценату, «великому кардиналу» Алессандро Фарнезе (Alessandro Farnese, 1545–1592), знаменитому политическому и духовному деятелю эпохи Возрождения, являвшемуся, помимо прочего, эстетом и страстным коллекционером произведений искусства.

Сохранилось письмо Кловио, адресованное кардиналу и датированное 16.11.1570 г. В нем упоминается “… giouane Candiotto discepolo di Titiano сhe a mio giuditio parmi raro nella pittura, et fra laltre cose у gli ha fatto un ritratto da se stesco che fa stupire tutti questi Pittori di Roma” («Молодой кандиец, ученик Тициана, который, по моему мнению, обладает редким талантом живописца и который написал свой портрет, восхитивший всех римских художников»). И хотя мы не знаем точно, кто был этим «молодым кандийцем», о котором пишет Кловио, принято считать, что речь в письме идет именно об Эль Греко, который после столь успешной рекомендации смог занять должность «придворного» художника кардинала Фарнезе [3, p. 386]. Живописец поселился в знаменитом кардинальском дворце – замке Капрарола (т. н. Вилла Фарнезе, расположенная в 50 км. от Рима), и, вероятно, ему были поручены работы по росписи интерьеров дворца, которые не успел закончить из-за своей смерти в 1566 г. Таддео Цуккаро. Впрочем, главной обязанностью Эль Греко стало, скорее всего, написание портретов и картин по заказу Фарнезе, его личного секретаря Фульвио Орсини и, возможно также, некоторых друзей и знакомых А.Ф. Прожив на Вилле примерно полтора года, художник был вынужден достаточно спешно, если не сказать, «в одночасье», покинуть дворец; это случилось в июле 1572 г. Биографы полагают, что между Эль Греко и Фарнезе произошел некий конфликт, причины которого до сих пор вызывают множество вопросов. Известно лишь, что 6 июля 1572 г. мастер пишет письмо своему теперь уже бывшему покровителю, в котором упрекает кардинала за чрезмерную резкость в следующих выражениях: “Neanco meritava senza colpa mia esserne poi scacciato et mandato via di questa sorte” («Я не заслуживаю быть изгнанным и выброшенным на улицу подобным образом, поскольку не ощущаю за собой никакой вины …») [6, с. 133]. Никаких других источников, могущих прояснить суть и причины этого конфликта, к сожалению, не сохранилось. Т. о. мы знаем лишь, что в июле 1572 г. Эль Греко в крайней спешке покидает дворец кардинала Фарнезе, а в сентябре того же года вступает в римскую Гильдию Св. Луки, объединявшую живописцев, и открывает в городе свою собственную мастерскую, которой он будет управлять приблизительно до второй половины 1576 г. (когда стечение обстоятельств – возможность добиться успеха при дворе испанского короля Филиппа II после смерти Тициана, длительное время писавшего по заказу сначала императора Карла V, а затем его сына, – побудило Эль Греко отправиться дальше, в Мадрид и Толедо).

Но что могло привести к конфликту между художником и кардиналом - человеком, на протяжении нескольких десятилетий игравшим очень важную роль в европейской политике, участвовавшим в переговорах монархов, присутствовавшим при подписании различного рода соглашений и пактов и являвшегося проводником интересов сначала испанской, а позднее французской короны в Италии? Что могло произойти между двумя амбициозными, выдающимися современниками, одинаково заинтересованными в возможности всегда и во всем добиваться лучшего?

По всей видимости, ответ следует искать в тех событиях 1572 г., которые происходили в Риме и участником которых оба, Эль Греко и Фарнезе, вольно или невольно оказались. О каких же событиях прежде всего стоит вспомнить?

В цюрихском музее Kunsthaus хранится принадлежащий кисти Эль Греко портрет еще одного кардинала – не менее известного, чем Фарнезе и сделавшего, также как Алессандро, невероятно успешную политическую карьеру. Это портрет Шарля де Гиза (Charles de Guise de Lorraine, 1524–1574), одного из идеологов борьбы с протестантами, которая в августе 1572 г. достигла своего апогея в виде печально знаменитой «Варфоломеевской ночи», когда в Париже и других городах Франции были убиты несколько тысяч гугенотов. Шарль де Гиз, кардинал Лотарингский лично не участвовал в трагических парижских событиях – незадолго до того он вернулся из Рима в Авиньон – в этом южнофранцузском городе кардинал находился с 1570 г., когда король Карл IX, жаждавший большей независимости от влиятельных придворных, отправил де Гиза в почетную ссылку. Оказавшись вдали от Лувра, кардинал Лотарингский, как полагают историки, старался вернуть расположение монарха и в конце концов получил возможность исправить ситуацию – осуществив секретную миссию весной-летом 1572 г. Инициатором этой миссии стали непосредственно Карл IX и его мать Екатерина Медичи.

На портрете де Гиз изображен в традиционном красном кардинальском облачении, сидящим за столом и положившим правую руку на книгу (Библия или молитвенник). Левая рука кардинала лежит на подлокотнике кресла, пальцы ее согнуты – как будто портретируемый инстинктивно сжал пальцы. Одной из главных особенностей картины искусствоведы справедливо считают присутствие на заднем плане (но хорошо различимого в оконном проеме) большого попугая; благодаря этой необычной детали портрет де Гиза иногда называют так и называют – «портрет с попугаем». Написан он был в Риме – вероятнее всего, в июне 1572 г.: именно тогда Шарль де Гиз, выполняя порученную ему миссию, оказался в Италии и, можно предположить, остановился в замке Капрарола у своего старого знакомого Алессандро Фарнезе. Нет ничего удивительного в том, что Фарнезе поручил личному живописцу запечатлеть высокого гостя, и Эль Греко превосходно справился с этой задачей.

Сопоставим известные нам события этого периода: 29 апреля 1572 г. Шарль де Гиз пишет письмо королю Карлу и отправляется в Рим [1, с. 237] – договариваться с папой о возможности для Франции заключить брак между протестантом Генрихом Наваррским и католичкой Маргаритой Валуа. Миссия была непростой. Преследуя собственные цели, папа мог медлить или вообще принять отрицательное решение. Для того, что убедить папу, требовался выдающийся человек, искушенный в интригах, каким и был кардинал Лотарингский. Очевидно, он прибыл в Рим для переговоров с понтификом в конце мая 1572 г. и пробыл в Вечном городе месяц или полтора (известно, что переговоры в самом деле оказались сложными), а затем, успешно завершив порученное ему дело, вернулся в Авиньон.

Однако перед приездом кардинала Лотарингского в Рим там случилось еще одно событие, которое, возможно, и стало непосредственным катализатором разрыва отношений между Фарнезе и Эль Греко. 1 мая 1572 г. папа Пий V, инициатор создания Священной Лиги, военного союза европейских монархов против турок, скончался. Известно, что уже в марте он стал испытывать серьезные проблемы со здоровьем, но даже лечение (как утверждали некоторые) молоком ослицы не помогло ему. Папа скончался от дизурии, и тут же встал вопрос о созыве конклава с целью избрания нового понтифика. Во Франции узнали о смерти Пия V с опозданием (по крайней мере, еще 19 мая Карл IX уведомил своего посла в Риме о том, что – если будет избираться новый папа, – то Франция склоняется к кандидатуре кардинала Феррарского Ипполито д’Эсте; если же д’Эсте не наберет достаточное число голосов, то Франция поддержит другого претендента, Алессандро Фарнезе) [5, с. 1–8]. Любопытно, что Шарль де Гиз, вероятно, также не имел четкого представления о происходящем в Риме – даже если он выехал из Авиньона сразу после того, как написал королю Карлу, т. е. 30 апреля, либо 1–2 мая 1572 г., кардинал не мог успеть на конклав, состоявшийся 12–13 мая. Действительно, в документах, где приводится список кардиналов-участников конклава, Шарль де Гиз, кардинал Лотарингский, значится как «отсутствовавший» [2].

Итак, наибольший шанс стать новым папой изначально был у Алессандро Фарнезе, которого поддерживал не только французский король, но и ряд итальянских кардиналов и других духовных лиц. Фарнезе рассчитывал, что и испанский монарх не будет противодействовать его избранию – ведь еще в 1540-е гг. Алессандро оказывал большие политические услуги его отцу Карлу V. Для Фарнезе это был третий по счету конклав, который мог бы – сложись расклад сил в его пользу – сделать его главой католической церкви (25.12.1559, когда папой был избран Пий IV; 07.01.1566 – тогда папой стал Пий V; и теперь, в мае 1572 г.). Тем не менее, к великому разочарованию Фарнезе, большинство кардиналов не захотели поддержать его – многие из них считали Алессандро «баловнем судьбы» и «выскочкой», которому «все падает в руки само собой», и чья карьера полностью состоялась лишь благодаря участию в ней всесильного деда – папы Павла III: ставший в возрасте 14 лет епископом и в 27 – кардиналом, Алессандро быстро обрел духовную и светскую власть и успешно вошел в большую политику. Сославшись на то, что Фарнезе «еще слишком молод» (на момент конклава Алессандро исполнился 51 год), кардиналы решили поддержать другую кандидатуру – Уго Бонкампаньи, который, начиная с 1565 г., жил в Мадриде при дворе Филиппа II, а затем, незадолго до начала конклава, вернулся в родную Италию. Бонкампаньи также поддержала «итальянская» партия во главе с Козимо и Франческо Медичи, не желавшими видеть папой ставленника французского двора (т. е. ни д’Эсте, ни Фарнезе). Что касается предпочтений испанского монарха, то и он остановил свой выбор на Бонкомпаньи, которого хорошо знал, и в отношении будущей политики которого у Филиппа не могло быть сомнений. В ночь на 13 мая кардинал Антонио Гранвелле привез из Неаполя письмо Филиппа II, адресованное Алессандро Фарнезе. В нем испанский монарх просил Фарнезе отказаться от притязаний на папский титул [4, с. 84–85]. Стоит предположить, что Фарнезе, столь близкий к успеху, сильно досадовал или даже негодовал, но был вынужден подчиниться и ждать следующего случая (который представился ему в апреле 1585 г., но и тогда судьба «не улыбнулась» «великому кардиналу»). «Французская» партия проиграла, и 13 мая 1572 года новым римским папой стал кандидат, выдвинутый Медичи и поддержанный Испанией.

И вот, в тот самый момент, когда еще не утихли страсти, связанные с избранием папы, в Рим приезжает Шарль де Гиз с секретным поручением французского короля. Фарнезе приглашает его остановиться в своем дворце и – нет сомнений – узнает о содержании миссии, порученной кардиналу Лотарингскому. Фарнезе сразу же понимает: в том случае, если миссия завершится успешно, де Гиз вернет себе расположение французского короля и членов его семьи, что значительно улучшит его положение.

Мы не можем утверждать, что приезд кардинала Лотарингского во дворец Фарнезе был неожиданностью. Наверняка, отправляясь в дорогу, Шарль де Гиз известил своего давнего знакомого о приезде в Рим, и в ответ Фарнезе гостеприимно предложил конфиденту Карла IX остановиться у себя во дворце. Он же, вероятно, уговорил кардинала позировать Эль Греко.

Здесь-то и начинается самое любопытное (если, конечно, мы попытаемся представить себе ситуацию, анализируя эмоции и мысли, которыми руководствовались в тот момент как Фарнезе, так и Эль Греко): судя по результатам работы, художник со всей серьезностью берется за данное ему поручение. Он пишет большой (117х202 см) портрет, который, хочется думать, понравился де Гизу (по крайней мере, портрет не был уничтожен); велика вероятность, что Фарнезе настоятельно советовал живописцу постараться сделать все возможное, чтобы высокий гость по достоинству оценил результат. И тогда, стремясь угодить обоим кардиналам, художник решил изобразить на портрете экзотическую птицу.

Попугай по-итальянски “papagallo”, т. е. «папский петух». Существуют различные версии того, почему римские папы любили попугаев. Как бы то ни было, факт остается фактом. И поскольку все описываемое происходило в эпоху географических открытий, нет ничего удивительного, что попугаев – больших, красивых, дорогих – привозили в Рим отовсюду – в том числе, конечно, из Южной Америки (скорее всего, на полотне изображен попугай породы амазон). Эль Греко использует изображение птицы как аллегорию, намекающую на явную близость кардинала к папскому трону. В европейской живописи XVI столетия аллегорических изображений было предостаточно, поэтому, помещая птицу в пространство картины, мастер поступает в русле распространенной в его время художественной традиции. Попугай как бы наблюдает из оконного проема и за кардиналом Лотарингским, и за зрителем. Но возможно, именно это чрезмерное усердие художника привело к неожиданным последствиям.

Рисунок 1. Эль Греко. Портрет Шарля де Гиза, кардинала Лотарингского (1572)