Приметы древнего мусульманского мира в романе А. Волоса «Возвращение в Панджруд»

АННОТАЦИЯ

В статье рассматриваются приметы древнего мусульманского мира в романе Андрея Волоса «Возвращение в Панджрут». Основной сюжет – это воссоздание образа и биографии поэта Рудаки. Автор насыщает приметами культуры – персидской, суфийской – мир вокруг своего героя, прозу вокруг фигуры поэта.

ABSTRACT

The article deals with the signs of the ancient Muslim world in the novel of "Return to Panjrud" by A. Volos. The main plot is a recreation of the image and biography of the poet Rudaki. The author imbues the signs of culture-Persian, Sufi-the world around the hero, prose around the figure of the poet.

Ключевые слова: художественное пространство, деталь, городской локус, эмир, зиндан, власть, поэт.

Keywords: art space; detail; urban locus; Emir; zindan; power; poet.

Художественное пространство в романе А. Волоса выступает и как пространство истории и как метафизическое пространство самостановления личности. Тема пути, с одной стороны, имеет линейную протяженность и состоит из различных ситуаций, которые происходят с героем-слепцом и сопровождающим его юношей  от Бухары до Панджруда. С другой стороны, в романе много отступлений различного характера,  связанных с историей династии Саманидов, политическими распрями, жадностью, завистью, роком и одиночеством. Основной сюжет – это воссоздание образа и биографии  поэта Рудаки. Автор насыщает приметами культуры – персидской, суфийской – мир вокруг своего героя, прозу вокруг фигуры поэта. Здесь уже не просто характеризуется конкретное пространство, но создается особый язык литературного произведения, в котором существенную роль играют специфические приметы древнего мусульманского мира. А. Наринская нашла четкое определение структуры этого романа – он создан по принципу персидского ковра: «множество элементов складывается в узор, и общий орнамент важнее, чем каждая отдельная виньетка» [2].

«Возвращение в Панджруд» – это особый взгляд на культуру Востока. Трудно, не будучи специалистом по истории Востока, судить о достоверности персидской истории в изложении Волоса. В коротком послесловии к роману он пишет: «Поскольку автор ставил перед собой задачи преимущественно художественного характера, роман «Возвращение в Панджруд» ни в коей мере не может претендовать на роль научного исследования, результатом которого является новая информация, достоверная с фактологической точки зрения. Добиваясь убедительности реконструкций давно минувшего в глазах современного читателя, автор руководствовался в первую очередь принципом актуализма – в самом широком его толковании, то есть, полагая, что главные чувства, желания и чаяния людей на протяжении многих веков остаются неизменными» [1].

В романе А. Волоса очень мало чисто пространственных описаний, деталей внешнего плана. Образ Бухары, Самарканда и Панджруда, а также нескольких других населенных пунктов складывается через взаимоотношение людей, их поступки, эмоциональные оценки. Большое место занимает история прошлых лет, хроники сражений, дворцовые интриги и борьба за престол.

Именно Бухара предстала центром столкновения претендентов на власть. Дворцовые интриги перечеркивали все общечеловеческие ценности, не учитывали родственных связей, и за престижное место люди готовы на любые преступления. Очень характерная деталь, упомянутая в первой главе: канцелярии чиновников, принимающих прошения находятся близко от зинданов. Но столица древнего мусульманского ханства постоянно упоминается как великая и благородная Бухара, с ней связана вера людей в «доброту эмира» и защиту аллаха: «необъяснимая уверенность в грядущем торжестве справедливости у всех была одинаковой: она-то и помогала дожидаться светлого дня, не сойдя с ума, не разбив голову о плотную глиняную стену ямы» [1]. В пространстве всего романа постоянно звучат слова: «как жить людям без эмира? Ни суда, ни порядка, все в тревоге...кто защитит?.. эмир – стена и крепость Бухары» [1]. Однако в жизни получается, что вера отдельно, жизнь эмира и народа отдельно.

Любовь к городу переплетается с чем-то страшным, и мутным. Вот как описывает Бухару покидающий ее поэт: «Бухара, благородная Бухара! – это она оставалась за спиной! это была ее пыль, ее дым, ее запах! – это она клубилась и темнела, это ее нечистое сладкое дыхание поднималось к небесам!.. Ее сады волновались под ветром, ее ручьи гремели мутной водой!..» [1]. Это чувственное и возвышенное описание города, пронизано негативными оттенками: «пыль клубится и темнеет», а дыхание обозначено как «сладкое» и «нечистое» [1]. Даже богатство восточного базара соединяется  с приметной деталью узников зиндана: «в четверг, в день самого богатого базара, им вываливали не одну, а две корзины объедков» [1].

Стилистически город предстает в разных ракурсах: это и бесстрастное авторское изложение борьбы кланов за власть, это и эмоциональные впечатления поэта, это и наивность восприятия совсем юного Шеравкана, искренне верящего в правоту аллаха и эмира. Страшная картина казни в Бухаре во время правления молодого правителя Нуха предстает в воспоминаниях  Шеравкана как первое потрясение. Казнили врагов  (туркмен) за жестокий грабеж каравана, и мальчик был убежден, что так поступают только с закоренелыми преступниками: «Палач становился каждому коленом на грудь, делал два быстрых движения, а потом вытирал окровавленный нож о белую бороду ослепленного старца. Освобожденные от пут, они вставали ощупью, помогая себе руками... некоторые сталкивались, стукались головами, многие снова падали, издавая глухие стоны» [1]. Казалось, вся Бухара собралась на это зрелище, но Шеравкан не смог разделить ликования толпы от всего происходящего, «дикого гвалта торжища», в котором самым страшным моментом было для него награждение победителей расписными халатами за определенное количество отрубленных голов: «Сколько голов из мешка всадник перед чиновником высыпал, такой чапан и получит. Если всего четыре головы – так четырехглавый, простенький, а сорок – ну тогда уж сорокаглавый, самый дорогой» [1]. Однако, существующая система смогла внушить юному человеку, что факт наказания обязательно следует за фактом преступления, что невиновных не наказывают. Вот почему слепота Рудаки еще долго воспринималась Шеравканом как своеобразная казнь преступника.

В романе А. Волоса есть еще один городской локус – Самарканд. У истоков рождения Самарканда лежит легенда о его загадочном строителе маге, которая уходит в глубокую древность и связана с городом Афрасиабом. «Говорили, маг построил много дворцов и городов, но этот – Самарканд –оставался лучшим и любимым. Он сделал его столицей мира, и все цари пришли поклониться ему и подтвердить покорность» [1]. Однако, печальный мотив звучит в описаниях развалин Афрасиаба, которые невольно соприкасаются и с разрушением Самарканда: «Афрасиаб представлял собой волнистую местность, заросшую солончаковой полынью, редкими кустами саксаула, покрытую тысячами намогильных насыпей и небольших курганов, какими гляделись оплывшие останки крепостных сооружений. Люди на Афрасиабе не селились, да и случайно оказаться тут после наступления темноты было опасно. По ночам над этими землями, будто огромные нетопыри, носились духи прошлого: молили мертвых встать из сухой земли, тщетно взывали и, злясь на их глухое молчание, с досады нападали на сбившихся с пути путников, безжалостно рвали смертоносными когтями забредших по неведению...» [1].

Социальная характеристика города насыщена подробностями бытового характера, а это приводит к более зримой картине места действия, в которой важны не клановые столкновения в борьбе за власть, а личностные характеристики. Самарканд предстает в этом произведении в своей культурной жизни. Даже коренных жителей Самарканда отличают такие характеристики: «умильно приветливый, радушный, готовый на любую услугу» [1]. В романе А. Волоса Самарканд – это, прежде всего, место учебы и творческого рождения молодого поэта Рудаки. Очень яркой деталью города являлась длинная восточная стена Регистана, завешенная капустными листьями и известная как Стена поэтов. Она представляла талантливым людям возможность «публиковать» свои сочинения и открыто вступать в творческое соревнование. Использование сухих капустных листьев вместо бумаги или пергамента свидетельствует о простоте и бедности юных поэтов, но и о внутренней потребности не просто сочинять, но и обнародовать свои вирши. Это место в романе насыщено своеобразной романтикой и тягой к искусству, а в описании лохматившихся по краям листков капусты, которых срывал и разносил повсюду ветер, проскальзывает мифологическая основа поэтической сущности Самарканда.

Однако на протяжении всего романа Самарканд постоянно сопоставляется с Бухарой по принципу меньшей значимости в силу присутствия в столице эмира. Все лучшее перетягивается правителем в Бухару и тем самым еще больше ее возвеличивает, но вот как воспринимает этот город молодой Джафар: «Так долго мечтаемый, Самарканд восставал из небытия, врастал в настоящее, как врастают в сознание города снов и сказок; он возвышался, неудержимо наплывал, слепя своим блеском, шумно торжествуя, владычествуя и решая судьбу» [1].

Таким образом, социальная сторона в романе А.Волоса остается очень актуальной, но существенной особенностью произведения «Возвращение в Панджруд» является насыщенность текста этническими подробностями различных сторон жизни мусульманского общества ХI-го века.

Список литературы:

1. Волос А. Возвращение в Панджруд. – М.: 2016. [электронный ресурс]. – Режим доступа:  https://www.litres.ru/andrey-volos/vozvraschenie-v-pandzhrud-2/chitat-onlayn/page-2/
2. Наринская А. о «Возвращении в Панджруд» Андрея Волоса. [электронный ресурс]. – Режим доступа:  http://www.kommersant.ru/doc/2353193