Мария Шляхтицки: роман поколения 80-ых. Структура и изображение

О романе уже было написано много и глубоко, но он все так же остается предметом различных исследований и продолжает подвергаться крити­ческим откровениям. На протяжении многих десятилетий роман претерпел следующую метаморфозу: будучи изначально приключенческим произведением, роман постепенно стал приключением о произведении, автореферентность стала во главе угла и роман начал собственное самоповествование. Постепенно роман теряет своего привычного читателя и взращивает нового, а именно того читателя, который навел бы порядок в запланированном «беспорядке» повествования. И тут возникает мысль, что хорошо бы, этот предупрежденный читатель проник в канву романа и стал бы одним из его персонажей. Без него роман лишился бы эстетизма. Итак, с этого момента роман сопровождается неким сознанием романа, а в каждом авторе романов скрывается этакий теоретик романа.

Роман последних лет нацелен преимущественно на интеллектуальную элиту и ощутимо сокращает радиус своего влияния, смещая акцент с действий индивидуума на манеру письма романа. С помощью этих элементов, так же как и с помощью других, которые мы не будем здесь обсуждать, появилась новая концепция романа – постмодернизм, который каждая национальная литература трактует по-своему.

Для писателей восточной Европы постмодернизм являлся в начале 80-ых неким обещанием. Это было обещанием синхронизации с движением мыслей того времени, а также возможностью выхода за пределы существующих на тот момент эпических структур. В румынской прозе постмодернизм появился сначала в виде романа-самовыражения, представленного школой Тырговиште, а позже получил название-формулу «текстуализм. Этим двум направлениям предшествовал онейризм. который в прозе был представлен двумя выдающимися талантами: Думитру Цепеняг и Сорин Тител, которые перечитали в конце 60-ых произведения новых французских писателей-романистов и попытались применить их метод приключения романа, приклю­чения о произведении. Затем наступили 80-ые (70-ые годы в Румынии и Бессарабии подверглись больше тоталитарной идеологии, чем искусству повествования).

Поколение восьмидесятников – это термин, применяемый в румынской литературе конца XX века. Дух этого поколения имеет широкий охват, включая в себя литературу центральной, юго-восточной и восточной Европы, и является характерным для бывших стран социалистического лагеря.

Поколение восьмидесятников не является полным совпадением с западным постмодернизмом, а писатели не взяли за абсолютную основу западную программу применения поэтических методов, свойственных западному постмодернизму. Пост­модер­нистским является лишь состояние духа, это состояние, схожее с неким антитоталитарным feeling-ом. Принцип синхронности, в том смысле, что этот принцип не является искусственно навязанным или в некотором смысле данью духу времени или модным капризом, а является объективной ассимиляцией, рождается изнутри культуры, но никак не навязывается извне, как часто утверждалось по другую сторону океана.

Исследование романа поколения 80-ых в Румынии и Молдове с точки зрения поэтики жанра выявляет целый спектр научных проблем, выстроенных по определенному алгоритму и включающих образование неких концептуальных синонимических пар (постмодернизм и литература 80-ых годов, поэтика романа и искусство повествования), определяет характерные особенности транснационального и румынского романа данного поколения, а также проводит анализ романов писателей, представляющих поколения 80-ых, исследует стратегии и методы ведения повествования. Мария Шляхтицки из Республики Молдова в своей книге «Роман поколения 80-ых. Структура и изображение» («Romanul generației’80.Construcție și reprezentare»), выпущенной издательством «Cartier» в 2015 году, проводит именно такое исследование, ее работа направлена на определенное поколение и на определенный литературный жанр.

Объектом исследования является роман поколения 80-ых, рассматриваемый в трех его проявлениях: роман поколения 80-ых «постапокалиптических» [3, c. 11] стран (Россия, Украина, Польша); роман поколения 80-ых в Румынии; роман поколения 80-ых в Бессарабии (МССР и Республики Молдова).

Новизна и оригинальность этой книги состоит в едином рассмотрении феномена поэтики романа 80-ых с позиции треугольной проекции. Эта книга является первым и единственным румынским и восточноевропейским исследованием, которое целостно, в рамках аналитического подхода, выводит на равный с румынским романом по обе стороны Прута уровень русский, украинский и польский роман. Эта книга также устанавливает характерные достоинства каждого из них, но и тематические общие признаки (коммунистический и посткомму­нистический периоды, равно как и время поздней перестройки и ранней демократии), свойственные этим романам, и это по праву позволяет истории литературы считать поколение 80-ых перешаг­нувшим за пределы отечественной литературы. В то же время это исследование предлагает модель истолкования романа, который помимо органичес­кого и абсолютно необходимого повествования румынской эпики, устанавливает существование на внутреннем уровне эстетической конструкции определенного содержания под названием «роман повествовательного искусства» [3, c. 180] («Țesut viu. 10X10» («Живая ткань 10X10»), автор – Эмиль Галайку-Пэун).

Автор предлагает типологический анализ, и книга является хорошим сопоставительным трудом. Для сравнения она проводит экскурс в текст хорошо известного в Румынии и в Молдове, так же как и в других странах бывшего СССР, своей докумен­тальной, художественной и мемуарной литературой, и особенно романом «Девять» (1999), польского писателя Андрея Стасюка (Andrzej Stasiuk) (статья называется «Хронограф дистопических миров» [3, c. 13]) и украинского писателя Юрия Адруховича «Московиада» (1993) (смотри главу «Карнавалеск и панорама утопий» [3, c. 27]).

Рассматриваются две разные парадигмы, одна из которых имеет документальную основу, а другая – притчевую. И если мы наблюдаем, как роман Стасюка в каком-то смысле «вынужден» войти в русло постмодернизма, то «Московиада» Андруховича без усилий поддается анализу сквозь призму постмодернизма. Более того, «pоман Андруховича напоминает нечто давно известное, усвоенное, нечто знакомое и любимое… А именно: поэму Венедикта Ерофеева «Москва—Петушки». Собственно говоря, «Московиада» – это роман-палимпсест, написанный поверх бессмертного текста поэмы. Нежную и тонкую лирику Ерофеева Андрухович заменил жестким сарказмом, сатирические намеки усилил, добавил также темных натуралистических красок» [2]. Там также присутствуют фантасмагорические смутные сходства с Булгаковым. Являясь романом карнавала и дистопических миров, «Московиада» впечатляет как сюжетом, так и структкрой, антуражем и стилистикой 80-90-ых годов. Мария Шляхтицки рассматривала и другиx представителей поколения (в первую очередь Андрея Макина (Andreï Makine), русско-французского писателя, автора романа «Французское завещание»).

Но есть в восточноевропейском пространстве (включая русское) и другие парадигмы (например, пародия и развенчивание культа, десакрализация, развенчивание мифа, «шизоанализ»[3, c. 260], связанные с именами Пелевина, Сорокина и др.), «чистое искусство как форма диссидентства» [1, c. 80] в «Прогулках с Пушкиным» Абрама Терца, «карнавализация языка»[1, c. 332] у В. Ерофеева или «экологический постмодернизм» А. Битова [1, c. 511]. Согласно классификации исследователя И. Скоропановой в «Русской постмодернистской литературе» [1], классификация абсолютно необходима для отражения явления постмодернистских восьмидесятых в восточноевропейской литературе.

В том что касается собственно анализа литературного и исторического контекстов, парадигм и теорий (ссылки включают широкий спектр значимых имен всемирного постмодернизма), выносимых на обсуждение романов, их структуры, вымышленного компонента, призмы повествования, интертекстуальности, переписывания текста с самого начала и целого арсенала инструментов постмодернистской парадигмы, эта книга является одним из самых применяемых видов анализа романа в Республике Молдова.

Проза 80-ых годов из Республики Молдова подвергается пунктуальному, педантичному анализу. История начинается с романа Василе Гырнец «Свидетель» («Martorul» (1988) («временнАя и парадигматическая грань, с которой начинается отсчет возраста румынского бессарабского восьмидесятничества») и с романа «Смена караула» («Schimbarea din strajă») (1993) Виталия Чобану («автор эпической многоуровневой конструкции» [3, c. 143]). В обоих присутствует какая-то неуверенность и неоднозначность, очень свойственные любому началу, но в обоих также присутствует бесспорная новизна: умная городская книжная интертекстуальная проза, постмодернистская переработка процесса написания произведения.

В хронологическом порядке следуют романы Николае Попа. Автор – выдающийся поэт и прозаик огромного масштаба - без щепетильных рассуждений в постмодернистской парадигме пишет второй роман и заново переписывает первый («пересмотренное и кристаллизованное издание» [3, c. 148]). Очень ясное начало в романе «Кубик сахара» (1991) («переходный роман, роман среднего возраста»), затем интроспекция, текстуализм и интертекстуальность, сочетание детективной и эротической сюжетных линий с магическо-мифологической в «В самолете пахло рыбой» («Avionul mirosea a pește») (2008), структура которого – «рассказ в рассказе» [3, c. 153]. Автор, даже если не следует пунктуально постмодернистскому тренду, то уж точно вносит свой вклад в модернизацию прозы в Бессарабии.

 Следуют два сильных представителя бессарабского романа 80-ых: Эмилиан Галайку-Пэун (Emilian Galaicu-Păun) («Жесты» “Gesturi”, затем «Живая ткань 10X10» (“Ţesut viu 10X10”) (2014), второй роман является гипертекстом-палимпсестом, и Генадие Постолаке, который стал известным писателем своей рефлексивной прозой («Частные уроки фотосинтеза» («Ore particulare de fotosinteză» (2011), «Рондо» («Rondul») (2000) и пр. Изложение сопровождается детальным анализом построения романа.

Следующими тщательно исследуемыми авторами оказались Анатол Морару «Отливщик медалей» («Turnătorul de medalii») (2013) (своего рода необычный и уникальный роман в бессарабской литературе, в котором отражен брежневский период застоя со всеми его недостатками), Константин Кеяну со своим «Секс & Перестройка» («Sex & Perestroika») (2009), заголовок, который мог быть табуирован в социалистические времена («книга К. Кеяну приближает румынскую практику к публицистике и мемуарам» [3, c. 215], в которых представлена сцена дистопического мира), и Вал Бутнару со своей книгой «Книга кочевников из Б.» («Cartea nomazilor din B.») (2010), в которой рассматриваются вековые страдания бессарабцев. Это три разные румынские парадигмы, охватывающие спектр подачи от игры и иронии к гротеску и сатире и до притчи-гротеска-сатиры. Таким образом, автор утверждает, что через проанализированные ранее тексты писатели поколения 80-ых развили теорию Tel-Quel–изма и спроецировали в своих книгах объемную языковую игру, в которой структура и текст стали главными героями.

Книга «Роман поколения 80-ых. Структура и изображение» Марии Шляхтицки имеет яркую специфику как в манере изложения, так и в самой идее. Эта книга помещает её автора в один ряд с самыми утонченными исследователями романа 80-ых годов в румынской литературе.