Нравственность как основа творчества Ф. Достоевского и А. Камю

АННОТАЦИЯ

В статье рассматривается влияние Ф. Достоевского на эволюцию мировоззрения и творчества Альбера Камю. На основе анализа произведений Камю можно проследить, что от индивидуалистического восприятия мира, отрешенности от истории и жизни общества А. Камю постепенно приходит к всеобъемлющему гуманизму, к провозглашению жизни на земле для всего человечества, к понятию солидарности и сочувствия и к стремлению создать мировую гармонию. Нравственность и гуманизм – основа творчества двух знаменитых писателей, их произведения глубоко гуманистичны и близки читателю.

ABSTRACT

Dostoyevsky’s influence on the evolution of Albert Camus’ philosophy and works is being reviewed in the given article. Based on the analysis of works of Camus it can be traced that from the individualistic perception of the world, from the detachment from history and society Camus gradually comes to a comprehensive humanism, to the proclamation of life on earth for all mankind, to the concept of solidarity and compassion and the desire to create a world harmony. Morality and humanism – are the basics of creativity of two famous writers, their works are deeply humanistic and close to the reader.

Русские писатели оказали огромное влияние на мировую литературу, и это неоспоримо. Не избежал подобного влияния и французский писатель XX века, лауреат Нобелевской премии по литературе Альбер Камю. С первых шагов на литературном поприще и до последних дней своей жизни Камю вел внутренний диалог с великим русским романистом, что, несомненно, нашло отражение в его произведениях.

Так, в 1936–1938 гг. А. Камю работал над своим первым художественным произведением – романом «Счастливая смерть», который был опубликован в 1971 г., уже после смерти писателя, благодаря его вдове Франсин Камю. В этом романе Камю ставит вопрос: как прожить жизнь, чтобы, даже умирая, чувствовать себя счастливым?

Внешне несложно усмотреть в «Счастливой смерти» «перелицовку» романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание». Между этими романами есть существенная параллель: в романе Камю молодой алжирский клерк Патрис Мерсо убивает богатого калеку Загрея и овладевает его деньгами. В романе Достоевского молодой человек, Родион Раскольников, убивает старуху-процентщицу Алену Ивановну и забирает ее деньги.

Это главная, наиболее явная параллель в этих романах Камю и Достоевского и еще одно доказательство того, что «Преступление и наказание» было очень популярно во Франции в XX веке. Однако оказывается, что на этом сходство обрывается, если не считать другой детали: основная тема романа «Счастливая смерть» – безудержное стремление Патриса Мерсо к счастью, даже ценой преступления. У Раскольникова же было стремление разрешить свои сомнения – «тварь я дрожащая или право имею». И уже к этому личностному стремлению самоутвердиться прибавляется социальный фактор: он уверен, что на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки ничего не стоит и что можно посвятить себя служению человечеству, лишив жизни одну вредную старушонку и завладев ее богатством.

Мотив преступления налицо, кроме того, и Патрис, и Раскольников близки тем, что ради своей цели они посягнули на жизнь человека. Примечательно, что жертвами их стали старые, «никчемные», даже «вредные» люди. Однако мы склонны думать, что они не побрезгали бы и другими преступлениями, если б их нужно было совершить ради поставленной ими цели.

У Патриса Мерсо эта цель (быть счастливым, чего бы это ему ни стоило) вроде бы была достигнута: он совершил поездку в Центральную Европу, а вернувшись, некоторое время жил с друзьями в Алжире, затем уединился, купив виллу в Типазе, на берегу моря. Так, наконец, Патрис чувствовал себя счастливым и умер от туберкулеза, но с сознанием того, что долг его исполнен – он был счастлив.

По этому поводу Е. Кушкин в своей статье «Достоевский и Камю» пишет: «В той свободе от общества, которой он добивался, счастья быть не могло, потому что личность при этом неизбежно разрушалась» [5, с. 93]. По его мнению, Камю, осознав несостоятельность подобной личности, отказался от публикации своего первого романа. Далее Е. Кушкин утверждает, что Патрис не приблизился к «спасительным мучениям Раскольникова. <…> Завоевав свое счастье, Патрис умирает. Не умирает ли он потому, что убил?» [5, с. 94].

Мы считаем, что естественная смерть Патриса от туберкулеза продиктована замыслом автора, однако не склонны думать, что для атеиста Камю понятие божественной кары могло иметь хоть какое-либо значение. Что касается Раскольникова, то мы не можем согласиться с бытующим в критике мнением о том, что Родион Раскольников мучился угрызениями совести. После совершения преступления он, правда, мучился, но не потому, что убил старуху, а потому, что не смог вынести своих сомнений и сам сдался.

В обоих романах мы сталкиваемся с проблемой ценности человеческой жизни, с проблемой сущности жизни, ее смысла. Однако эти проблемы решаются по-разному. В образе Патриса Мерсо мы видим более гармоничную с природой личность, которая хочет лишь одного – жить, но жить счастливо. С другой стороны, это личность болезненно индивидуалистическая: его эгоцентрические стремления затмевают то лучшее, что есть в нем. Он стремится к счастью. В записных книжках А. Камю читаем: «Надо полюбить жизнь больше, чем смысл ее, говорит Достоевский. Да, а когда любовь к жизни проходит, нам становится безразличен и ее смысл» [4, с. 506]. Эту мысль Камю развивает по-своему. Для его героя смыслом жизни является одержимость идеей счастья. Понятие счастья для Патриса Мерсо – единственная приемлемая вещь в жизни. Следует отметить, что в образе Патриса Мерсо явно прослеживаются многие черты самого автора. Заметим, что в период работы над романом А. Камю одновременно пишет и свою дипломную работу по философии – «Христианская религия или неоплатонизм». Он собирается продолжить изучение Плотина, но не допущен по состоянию здоровья к конкурсным экзаменам на получение ученой степени по философии. Академическая карьера становится невозможной. Понятно состояние Камю, больного, кстати, туберкулезом, как и его герой. Что ему оставалось делать? К чему нужно стремиться впредь? По-видимому, только к жизни, только к наслаждениям. Становится ясно, почему Патрис Мерсо стремится быть счастливым: он понял, что нет в жизни каких-либо высоких идей, которым можно посвятить свою жизнь. Следовательно, нет никаких ценностей. Остается лишь жить, но жить для себя, в свое удовольствие, чтоб, умирая, со спокойной душой сказать «Я был счастлив!»

Совершенно по-другому эта проблема ставится у Достоевского в «Преступлении и наказании». Для Родиона Раскольникова не было понятия индивидуалистического счастья, о своем счастье он даже не думал. Ему важно было осчастливить других, миллионы душ, которыми было заполнено русское общество. Понятие счастья у Раскольникова было шире того понимания, которое было у Патриса. Счастье для Раскольникова – общечеловеческая ценность. Одной личности нельзя быть счастливой в одиночку. Раскольников хотел переустроить, сделать лучше, чище мир, спасти тысячи семейств Мармеладовых.

Однако в тот период Камю не достиг высшего понимания счастья, о котором говорил Достоевский. К этому он придет позже, в период Второй мировой войны.

Таким образом, можно заключить, что первая литературная проба, несмотря на существенные различия и «ошибки-недопонимания», все же была, несомненно, продиктована размышлениями Альбера Камю над творчеством Достоевского. Тем не менее, несмотря на внешнее, поверхностное сходство первого романа Камю с «Преступлением и наказанием», на его сюжетное и композиционное решение, напоминающее произведение Достоевского, «Счастливая смерть» – это лишь первый шаг на сложном пути восприятия идей Достоевского.

Затем были другие произведения: «Посторонний», «Миф о Сизифе», «Бунтующий человек», – и в каждом из них прослеживаются явные параллели с героями Достоевского. Из произведения в произведение очевидна эволюция в мировоззрении Камю в сторону гуманизма, проповедуемого Л. Толстым и Ф. Достоевским.

В 1941 г. Камю начал работу над романом «Чума», за который в 1957 г. получил Нобелевскую премию. Это произведение представляет собой историю мировоззренческих исканий как самого автора, так и представителей французского экзистенциализма, в частности Ж.-П. Сартра и Симоны де Бовуар. Это история борьбы и человеческой солидарности, из которого автор и его современники вывели для себя главные нравственные императивы – сплотиться и бороться за всеобщее благо, во имя спасения всего человечества.

Камю писал, что «явное содержание “Чумы” – это борьба европейского Сопротивления против нацизма» [7, с. 173]. Правда, «Чума» явно перекликается по своей политической насыщенности с «Письмами к немецкому другу», которые Камю писал в 1943 г. В них А. Камю говорит своему вымышленному «немецкому другу», что человечество должно вновь обрести солидарность и восстать против своей возмутительной судьбы. Далее он продолжает: «Я продолжаю думать, что в этом мире нет высшего смысла. Но я знаю, что кое-что в нем все-таки имеет смысл, и это человек, поскольку он один его взыскует» [5, с. 41].

Подобное утверждение уже само по себе важный шаг в мировоззрении А. Камю, и он сам это осознает. Он призывает к борьбе, чтоб найти «человека в человеке», как выразился бы Ф. Достоевский.

Несмотря на то, что Камю отождествляет чуму с фашизмом, С. Великовский усмотрел в ней больше, чем нацизм: по его мнению, помимо нашествия из вне, людям внутри одного лагеря приходилось бороться и с «внутренними врагами». Исследователь акцентирует внимание на том, что «чума – не только болезнь, не только война, это также смертные судебные приговоры, расстрел побежденных, фанатизм политических сект, гибель невинного ребенка в больнице, общество, устроенное из рук вон плохо, равно как и попытки, вопреки сопротивлению властей предержащих, устроить его заново…» [1, с. 108].

В этой иносказательной притче затронуты важные философские проблемы, волновавшие как Камю, так и намного раньше Достоевского. Ведь впервые Достоевский предвидел «реки крови» и нашествие «бесов». В XX веке бесами являлись нацисты; слова «коричневая чума» были у всех на устах. Чума – это вторжение дремучего варварства в цивилизацию. Это пепелище Орадура, печи Освенцима, штабеля Бабьего Яра.

Хроника нескольких месяцев оранской эпидемии, когда половина населения, «сваленное в жерло мусоросжигательной печи, вылетало в воздух жирным, липким дымом, в то время, как другая, закованная в цепи бессилия и страха, ждала своей очереди», подразумевает хозяйничанье гитлеровцев во Франции. Но сама встреча соотечественников Камю с захватчиком, как и встреча оранцев с чумным чудищем, по логике книги, – это трудное свидание человечества со своей судьбой. По сути дела, «Чума» – это прежде всего книга о сопротивляющихся, а не о сдавшихся, книга о смысле существования, отыскиваемом посреди бессмыслицы сущего.

Все черты сопротивляющихся Камю вложил в образ доктора Риэ, который убежден, что «главное – это хорошо делать свое дело» [3, с. 143], и его сподвижников – Тарру, Рамбера, отца Панлю. Однако следует отметить, что позицию борьбы с чумой с самого начала принял только доктор Риэ и в течение всей эпидемии ни разу не сдался. А вышеперечисленные примкнули к нему позже. Так, воинствующий иезуит отец Панлю, который у Камю является воплощением христианского миропонимания, вначале убеждал население, что чума ниспослана на нечестивый град, погрязший в грехе, дабы очистить праведных от виновных. Ему яростно противостоит Риэ, который не приемлет богословских призывов к покаянию, а, наоборот, призывает к борьбе с этой страшной напастью. «Когда видишь, сколько горя и беды приносит чума, надо быть сумасшедшим, слепцом или просто мерзавцем, чтобы примириться с чумой» [3, с. 206]. Образ доктора Риэ, ход его мыслей напоминает Ивана Карамазова. Он, как и Иван, отказывается верить в Бога, который заставляет страдать невинных. Слова Риэ «у меня лично иное представление о любви. И даже на смертном одре я не приму этот божий мир, где истязают детей» перекликаются с карамазовскими: «…Нельзя невинному за другого, да еще такому невинному [2, с. 262]. <…> Да ведь весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к “боженьке”» [2, с. 267].

Другой персонаж из «Чумы», журналист Рамбер, случайно застрявший в зачумленном городе, стремится во что бы то ни стало выбраться из этого закрытого города. Где-то за морем ждет его любимая женщина, покой, нежность. Он помышляет о побеге, но вот, когда почти все препятствия позади, он может бежать, вдруг происходит «озарение». Рамбер признается Риэ, что стыдно быть счастливым одному, и остается в городе. Образ Рамбера во многом напоминает Камю: ведь он сам осознал в трудное для Франции время, что счастье невозможно, когда все вокруг несчастны. Он осознал свою полную причастность к происходящему в мире. Сопротивление внесло в мировоззрение Камю свой нравственно-философский кодекс. И то, что прежде исключалось, – солидарность в беде – стало главным нравственным императивом для писателя.

Во многом автобиографичен и образ Тарру, сына прокурора, который считает, что общество построено на смертной казни. Он убежден, что все попытки переделать это общество неизбежно сопровождаются насилием, смертью, то есть несут с собой все ту же «чуму». Тарру является носителем убеждения Достоевского и Камю о неприемлемости насильственного переустройства общества. Однако Тарру, сознательно исключивший себя из числа тех, кто делает историю («…я знаю, что я ничего не стою для вот этого мира и что с того времени, как я отказался убивать, сам себя осудил на бесповоротное изгнанничество. Историю будут делать другие» [3, с. 266]), все-таки приходит к тому же всеобъемлющему гуманизму, заключающемуся в помощи людям, в ответственности перед своей совестью и всем человечеством.

Таким образом, Камю строит свою мораль любви к людям, избавляя ее от сверхчувственных предпосылок. Она уходит своими корнями в подсознательное и является самодовлеющей. Долг в ней нечто само собой разумеющееся.

А. Камю, соприкоснувшись с творчеством русского классика в возрасте двадцати лет, по ошибке смотрел на него «глазами Жида и Монтерлана». Узкому, ограниченному пониманию Камю того периода во многом способствовал и экзистенциализм, который в 30–40-ые годы входил в моду. Автор «Постороннего» и «Чумы» сформировался как писатель и мыслитель под сильным воздействием экзистенциалистов, в частности С. Кьеркегора, а также Ф. Достоевского.

Однако Камю удалось преодолеть это болезненное тяготение к экзистенциальному восприятию и интерпретации идей Достоевского. Было бы ошибочно представить, что подобная трансформация могла произойти в сознании Камю за короткий период. Для этого понадобилось время и определенные социально-исторические условия (Вторая мировая война, оккупация Франции, Сопротивление), которые сыграли положительную роль в жизни и мировоззрении французского писателя.

Нравственная проблематика в творчестве А. Камю была главной, и это роднит его с Достоевским. Проблемы жизни и смерти, преступления и наказания, ответственности и свободы, религии и атеизма были постоянными «головными» проблемами для А. Камю, которые он пытался разрешить в своем творчестве.

И поиски, и переосмысление приводят Камю к тому, что Достоевский провозглашал во всех своих произведениях: без нравственной идеи человек жить не может! Камю и Достоевский солидарны в неприятии переустройства общества насильственным путем. Никакая цель, даже самая благородная, по их мнению, не оправдывает человеческой жертвы, и в этом заключается гуманистический пафос истинной литературы.