студент факультета иностранных языков и регионоведения, кафедра лингвистики и межкультурной коммуникации, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, РФ, г. Москва
РЕКЛЕЙМИНГ В СОВРЕМЕННОМ АМЕРИКАНСКОМ ДИСКУРСЕ
АННОТАЦИЯ
Существование дерогативных ярлыков является социолингвистическим феноменом и обнаруживается во всех языках и в любой исторический период. Однако множество раз стигматизированные меньшинства отказывались мириться с систематическим унижением и, подобно движениям за гражданские права, совершали бунт против таких ярлыков. Данная статья рассматривает явление реклейминга в американском обществе с диахронической перспективы и анализирует механизмы его протекания. Дискурс исследования оформляется единицами nigger, redneck, white trash, а также уделяется внимание дерогативам семантического поля “женщины” – bitch, whore и bimbo.
ABSTRACT
Derogatory labels are a sociolinguistic entity found in all languages and in any given period of time. Repeatedly, however, stigmatized minorities refused to condone the systematic disparagement and, akin to movements for civil rights, rebelled against such labels. This article overviews the phenomenon of reclaiming in American society from the diachronic standpoint and analyzes its mechanisms. The discourse of the study is framed by the terms nigger, redneck, white trash, and additional attention is given to the derogatory labels within the semantic field of the word “woman”: bitch, whore and bimbo.
Ключевые слова: дерогатив, ярлык, реклейминг, реаппроприация.
Keywords: derogatory term, derogatory label, reclaiming, reappropriation.
В последние десятилетия в англоязычном и особенно американском пространстве получает все большее распространение обсуждение о расовых слурах и эвфемизмах, которые находятся в вечном движении взаимопроникновения. Термин слур сегодня повсеместно встречается в политическом дискурсе, зачастую – в сочетании с модификаторами: racial slur, sexist slur, etc. Адам Кром определяет слур как “пренебрежительное высказывание, используемое для направленного оскорбления и/или унижения” [Croom, 2011]. К смежным терминам, обозначающим лексемы, которые осуществляют данную речевую стратегию, относятся дисфемизм, пейоратив, дерогатив. При этом границы между данными наименованиями оскорбительного языка определены нечетко. В целях сокращения неоднозначности и приведения дискурса к единому знаменателю в дальнейшей работе мы будем использовать термин “дерогатив” в том же значении.
На протяжении истории Соединённых Штатов Америки объектами дерогативных ярлыков были различные социальные группы, характеризующиеся расой (nigger, chink), этносом (limey, yank, wetback) социоэкономическим статусом (white trash, redneck), гендером (bitch), религиозной принадлежностью (kike, towelhead), сексуальной ориентацией (queer, fag, dyke) и тому подобное. Первым из задокументированных в истории Америки групповых дерогативов считается слово redskin, которым британские колонизаторы обозначали коренное население [Allen, 1990]. Также в это время существовали и индивидуальные ярлыки: привезенным на американскую землю африканцам рабовладельцы давали новые европейские имена, на которые они должны были отзываться; при этом эти имена были оскорбительными и морально тяжелыми для рабов, которых таким образом отлучали от их корней [Stuckey, 1987].
Функционирование некоторых дерогативов было недолговечным – как, к примеру, tippybobs, которым презрительно обозначали людей из высшего общества, – другие же находятся в употреблении уже долгое время – например, слово nigger. С течением времени социальные, политические и экономические обстоятельства менялись, а с ними менялись и находящиеся в употреблении дерогативы. Продолжительное их существование подчеркивает сложную взаимосвязь языка, культуры и отношений власти в обществе [Rahman, 2015]. Они одновременно являются механизмами утверждения систематического неравенства и символами дискриминации и маргинализации. Поэтому когда группа сопротивляется угнетению, она вместе с этим сопротивляется и используемым против нее дерогативам.
Уничижительные групповые наименования, как правило, выражают презрение и насмешку над социальными практиками членов данной группы, внешностью, поведением или идеологией, представляющимися большинству людей необычными или неприемлемыми. С точки зрения социальной психологии, феномен приписывания дерогативных ярлыков является маркером стигмы и примером социальной категоризации. По мнению психолога Гордона Оллпорта, “пока мы не наклеим ярлык на внешнюю группу, ее не существует в нашем сознании”. Через ярлыкование “других” происходит отделение “себя” и “своих” и выстраивается стратегия самозащиты. Это наглядно иллюстрирует феномен параллельной дерогации – например, “booty scratcher”, используемое афроамериканцами для обозначения африканцев во втором поколении, и “akata”, употребляемое в обратном направлении [Imoagene, 2015]; “nigger” (N-word) в отношении афроамериканцев и “cracker” (C-word) и “snowflake”, которыми афроамериканцы называют белых людей; “fag” и “breeder” в оскорбительной лексике, направленной против гомосексуалов и гетеросексуалов соответственно.
Помимо этого, социолог Ирвин Аллен изложил теорию о примитивном убеждении, что через использование дерогативов субъект может обрести власть над ярлыкуемой группой. “Если название оскорбительное, уничижительное, высмеивающее или ругательное, то ожидается, что такое наименование вызовет соответствующую реакцию — например, заставит объект почувствовать страх, унижение, стыд или действовать импульсивно.” В этом отношении дерогативные ярлыки являются перформативными, утверждая подчиненное положение объекта речи и доминантную роль субъекта и подкрепляя социальную стигму [Popa-Wyatt and Wyatt, 2018].
Среди компонентов значения термина “дерогатив” выделяется его пренебрежительность и оскорбительность, однако оценочность дерогативов не является статичной [O’Dea, Miller, Andres, 2015]. Лингвист Кит Аллан в своем исследовании слуров обнаружила, что вне контекста сами языковые выражения не имеют дегоративной семантики но могут быть использованы в речевом акте для оскорбления, унижения и опорочивания [Allan, 2016]. Иными словами, иллокутивная составляющая речевого акта является первостепенной: само по себе использование дерогативов не несет оскорбительной оценочности в случае, если говорящий не имеет намерение оскорбить.
Идентичность субъекта речи также относится к одним из контекстуальных факторов, определяющим восприятие языка [Jay, Janschewitz, 2008]. Идентичность и интенция определяют восприятие сообщения как оскорбительного и неприемлемого [Almagro et al., 2022; O’Dea et al., 2015] , и зачастую идентичность воспринимается как символ интенции [Gibson et al, 2020]. Например, сексисткие дерогативы воспринимаются как более оскорбительные, если субъектом речи является мужчина, чем те же самые термины, сказанные женщиной [Fasoli er al, 2015]. Слово nigger почти всегда воспринимается негативно, если оно произносится белокожим человеком (Bianchi, 2014), в то время как в речи чернокожих людей (часто используется с нейтрализованным окончанием - “nigga”) может иметь целый спектр значений и вариативную оценочность: (1) близкий друг; (2) человек, принадлежащий к афроамериканской культуре; (3) синоним к “чернокожий” или “афроамериканец”; (4) нахальный, бесстрашный, неконформистский чернокожий человек; (5) любой “крутой” человек, интересующийся хип-хоп культурой; (6) в использовании афроамериканской женщиной – обозначение чернокожего мужчины как романтического интереса/партнера; (7) дерогатив – используется в том же значении, что и внешней группой [Smitherman, 2000].
Таким образом, использование дерогативов может рассматриваться или не рассматриваться как речевой акт дерогации в зависимости от доступной контекстуальной информации [Allan, 2016]. Более того, контекст может нейтрализовать дерогативную и положительную оценку, и, наоборот, нейтральная оценка может в контексте трансформироваться в дерогативную или положительную [Рамазанова, 2011].
Речевой акт дерогации приписывает объекту низкое положение в системе общественных отношений власти. Члены внутренней группы могут нейтрализовать дерогатив, используя его для самообозначения [Popa-Wyatt, 2020]. Подобный феномен носит название реклейминга или, по-другому, реаппроприации и заключается в присвоении оскорбительного эпитета человеком или группой людей, против которой он направлен. Лингвисты, исследующие явление реклейминга, сходятся во мнении, что самоярлыкование оскорбительным групповым термином может лишить его оскорбительного заряда и ослабить его стигматизирующую силу [Galinsky et all, 2013; Дубровина, 2021].
Использование представителями внутренней группы дерогативов, которые использовались для их же оскорбления, в отношении самих себя, имеет свойства окна овертона, которое расширяется по мере распространения практики. Одной из стратегий достижения этого является сатурация, описываемая психологами как процесс, в ходе которого через многократное повторение производится попытка снизить чувствительность объекта к стимулам. Например, афроамериканские комики уже в течение долгого времени обильно используют слово nigger в своих выступлениях, выводя его недерогативный смысл в массовое общество. Лингвист И.И. Дубровина предложила рассматривать процесс языковой реапроприации как состоящий из нескольких этапов от самоиронии, через «двойной стандарт» употребления до полной мелиорации наименования.
Начало процесса реклейминга всегда связывается с изменениями в социокультурном контексте языкового сообщества, в котором он происходит. Так, употребление слова nigger в качестве самоназвания возникло во второй половине 20 века после 1964 года, когда в Соединенных Штатах Америки был принят закон о гражданских правах, предоставивший больше прав афроамериканскому сообществу. Подобным же образом в 1980-х годах произошла глобальная декриминализация однополых отношений – и тогда же сформировалась группа активистов под названием Queer Nation, которая поощряла людей с негетеросексуальной ориентацией называть себя словом queer.
Среди других примеров уничижительных названий, входящих в широкое употребление вне социальной группы, лингвисты отмечают слова redneck, hillibilly и white trash, реклейминг которых начался с конца 20 века через самоиронию в анекдотах и песенном творчестве Джонни Расела, Тоби Кита и Ронни Милсапа. В 2009 году в Канзасе появилась крайне-левая политическая организация “Redneck Revolt”, выступающая за свободное владение оружием, проповедующая антикапиталистическую, антирасистскую и антифашистскую идеологию и призывающая к “celebrating redneck culture”. В 2018 году в Западной Виргинии прошла волна протестов против коррупции и расизма, участники которых выступали под лозунгом redneck. Дональд Трамп в одном из своих интервью поделился своей любовью к рыбалке и охоте с арбалетом, сказав, что из-за этих хобби ощущает себя “a closet redneck”.
Термин white trash используется для обозначения белых людей с низким доходом и социальным статусом, “своим существованием отражающих концепции невежества, расизма, насилия, алкоголизма и англосаксонских корней”. Тем не менее, реапроприация обозначения white trash также происходит: продаются элементы одежды с соответствующей надписью, книги специально подобранных рецептов и песни, прославляющие и “романтизирующие” данный образ жизни. В лексиконе появился даже эпитет white trash beautiful (e.g., Dude, see that chic loading the three kids and two cartons of cigarettes into that Chevette, she's white trash beautiful.) [Дубровина, 2021].
Считается, что реклейминг связан с положительным циклом обратной связи, и потому он скорее делает необходимой социальную переоценку сообщества, чем непосредственно и самостоятельно вызывает ее. Другими словами, в дискурсе о реклейминге исторический и социолингвистический контекст неразрывно связаны [Galinsky et al, 2013].
Слово bitch является наиболее изученным и наиболее общеупотребимым из оскорблений, используемых против женщин. Оно также имеет самую долгую историю среди зоонимов, использовавшихся в качестве дерогатива. Слово происходит от староанглийского “bicce” или “bicge” в значении собаки женского пола, которое сохраняется и по сей день [Hughes, 2006]. В английском языке слово впервые было употреблено с дерогативной оценочностью в 15-м веке, обозначая сексуально распущенную женщину, и находилось в метафорическом поле выражения “a bitch in heat”. С этим же компонентом значения связано оскорбление “son of a bitch”. Однако впоследствии под влиянием распространения экспрессивной дерогативной оценочности референтное значение отошло на второй план. Примечательно также, что в английском языке, в отличие от испанского puta, использование слова bitch в значении “проститутка” почти не встречается [Allan, 2016]. Вместо этого означающее слова закрепилось на “злой, неприятной женщине”, а вокруг него образовались эвфемистические формации: doggess, lady dog, she-dog, puppy’s mother.
В 1920 году суффражисткое движение первой волны феминизма завершилось принятием 19-ой поправки к Конституции США, давшей женщинам право участвовать на выборах. Примерно в это же время, во-первых, слово bitch возросло в популярности и, во-вторых, включило новую семантику и позитивную оценочность, популяризованную американским писателем Эрнестом Хемингуэем: оно стало обозначать боевитость, непокорность и выдержку [Vinter, 2017]. В 1950-х вошло в обиход слово bitchin’ – прилагательное, обозначающее что-то желанное и “классное”. Однако термин еще не использовался для самообозначения и существовал параллельно со значениями “трудной, назойливой и раздражающей” а также “сексуально распущенной и вульгарной” женщины.
Во второй половине 20-го века слово bitch стабильно росло в употреблении и прочно закрепилось в английском языке в 1970 году с публикацией “The BITCH Manifesto” – феминистской работы, впервые сравнившей данный термин со словом nigger и распознавшей их как механизм социальной стигматизации и изоляции “класса людей, которые не соответствуют социально одобряемым моделям поведения” [Vinter, 2017]. Сейчас манифест считается одним из первых примеров реклейминга. Далее процесс только набирал обороты: в 1974 Элтон Джон выпустил песню, занявшую 4-е место в списке хитов в США и 14-е в Великобритании, под названием “The Bitch Is Back”, хотя некоторые радиостанции проигрывали ее с цензурой; в 1996 начал выходить журнал Bitch Magazine, создатели которого сознательно выбрали это слово для названия с целью его реклейминга [Solomon, Deborah, 2006]. Согласно одному студенческому проекту, в 1980-х девушки также использовали слово bitch между собой в качестве ласкового обращения – наравне с ho (или hoe – “слуховой” вариант слова whore) [Collins, 1984].
В американском телевидении употребительность слова bitch возросла в три раза между 1998 и 2008 годами: с 431 до 1277 использований в прайм-телевидении; количество телесериалов, в которых оно употреблялось, повысилось с 103 до 685 [Vinter, 2017]. С 2012 года со слова bitch официально снята цензура, что стало индикатором потери лексемой статуса ругательства.
Корпусное исследование от 2008 года обнаружило, что между 1920 и 2007 годами число вхождений слова bitch в Corpus of Historical American English возросло на тысячу процентов, а употребление его с семантикой, связанной с собаками, упало с 61,5% до 1,3%. Среди коллокантов встретились как прилагательные с негативной оценочностью – или усиливающие негативную оценочность самого слова bitch (little, old, ugly, fat, stupid, skinny, white, black, dumb), – так и прилагательные с позитивной оценочностью (bad и baddest (в значении “крутая”, зачастую используется как комплимент), real, rich, tough), последние из которых формировали базисное значение “сильной, находчивой, независимой женщины”.
Другое корпусное исследование на материале социальных сетей обнаружило смещение контекстуального использования bitch с 2010 по 2020 от критики поведения и внешности женщин до преимущественно позитивного обозначения, нейтральной или фамильярной формы обращения, что формирует чувство товарищества и принадлежности. Bitch также активно используется как эмфатическая единица с общим адресатом, не имеющая референт (That drive was long… I’M IN MIAMI BITCH!!! – 2014).
При этом среди употребляемых негативных значений отмечается “партнерша мужчины, девушка - с объективирующим смыслом” (Word around town is I can still Fuck yo bitch – 2016), “слабый, недостаточно маскулинный мужчина” (I hate bitch boys, grow a pair. – 2011) и “неприятная женщина” (You are a Stupid ass BITCH – 2011) .
Bitch является одним из наиболее употребимых и семантически широких слов среди дерогативных терминов в современном американском английском языке. Встречаясь в целом спектре значений от «неприятная, обесцениваемая женщина» до «сильная, боевая женщина» – до экспрессивных абстракций, вовсе не имеющих связи с женщинами, – его нынешнее состояние соответствует этапу двойного стандарта и находится в состоянии сатурации.
Исходя из имеющихся в исторической справке данных, можно заметить, что первоначально шаги к реклеймингу слова bitch были осторожными и осуществлялись обходными путями и зачастую – с подачи мужского населения. Однако свидетельства его использования девушками в разговорах между собой в конце 20-го века говорит о возрастающем самосознании и направленной нейтрализации неустойчивого термина, которое использовалось для оскорбления. Употребляя слово в дружеском и, вероятно, исходно ироническом контексте, говорящие закрепляли за ним позитивные коннотации и отделяли его от привычно негативной оценки, таким образом совершая индивидуальный и групповой речевой акт реклейминга.
Тем не менее, хотя термин bitch в американском культуре больше не является ни табуированным словом, ни однозначным дерогативом, как показывают исследования, его оскорбительная семантика не была развенчана полностью, и абсолютная мелиорация не представляется возможной на данном этапе.
Подобные выводы можно сделать и о единицах whore и bimbo. Ярлык “whore” является групповым в том смысле, что этимологически и преимущественно относится к женщинам, обладающим набором характеристик: сексуальная распущенность (возможно исходное значение торговли сексом: e.g. Have you forgotten that I've been with many men? <...> I am a whore. - TV, 1999), подчиненное положение (I was just a whore -- a tool to do what the managers wanted me to do - NEWS, 1995), недопустимое или просто неприятное поведение, выход за рамки приличий. Однако на данный момент первая характеристика размывается. Это подтверждается распространенностью устойчивых выражений, в которых whore обозначает зависимого от некоторой вещи человека, готового на аморальные поступки ради ее получения: “attention whore” вызывает внимание своим провокационным поведением, “crack whore” зависим(а) от крэка или других наркотиков и торгует сексом для их покупки; “media whore” и “fame whore” любой ценой хотят заполучить популярность и внимание со стороны СМИ. Согласно Oxford English Dictionary и Google Ngram Viewer, все из данных выражений вошли в употребление между 1980-ми и 2000-ми годами и ассоциируются с появлением интернет-коммуникации.
Более того, “whore” используется в выражении “to be a whore for sb/sth”, которое, как и вышеописанных примерах, отсылает к секс-работе только опосредованно – через семантику подчинения, – и означает чересчур большую любовь вплоть до зависимости от чего-либо: e.g. ‘It's saying that every furry is a whore for drama and wants to make existence miserable’ — 2010; ‘You're a whore for any crap that Trent Reznor throws at you, arent you?’ – 2007, ‘This boy is such a whore for rubs’ (в приложениях поста прикреплено фото котенка) – 2023.
Вместе с этим также распространено употребление данного выражения субъектом речи в переносном смысле и применимо к самому себе: ‘There's no day like pay day! I am a whore for money!’ - 2007; ‘I’m a whore for blueberries’ - 2024). Употребляя термин whore в таком контексте, говорящий нивелирует его дерогативную оценочность, но через эксплуатацию стигмы, связанной с этим словом усиливает эмоциональную заряженность высказывания и придает ему ироническую коннотацию. Тем не менее, в оригинальном значении слово whore используется до сих пор (“Maybe stop acting like a whore”).
В основе концепции bimbo, как и в случае с whore, находится несоответствие женщин культурно специфическим ожиданиям от них: и whore, и bimbo отождествляются с привлекательностью, сексуальностью и вызывающим внешним видом, но bimbo также наивна, глупа и легкомысленна. Обе концепции определены гендерными ролями и стереотипами: “Еще викторианские феминистки отмахивались от девушек, тратящих состояния на покупку сережек, шелковых чулок и украшенных бриллиантами портсигаров, как будто эти излишества тянули назад феминистское движение” [Zambreno, 2024].
С середины 20-го века, когда слово начало использоваться применительно к женщинам в значении “проститутка”, прилагательные в его окружении преимущественно несли негативную оценочность и формировали стереотип: blond(e), stupid, dumb, slutty, etc. Архетип “bimbo”, долгое время существовавший в кино и популярной культуре, был определен исследователем Марлоу Гранадосом в 2021 году как “привлекательная гиперфеминная женщина с гиперболизированными физическими чертами, игривая и при этом неумная” – и при этом внешне обычно похожая на детскую куклу Барби: очаровательная, мягкая и добрая, но личностно пустая блондинка [Dalzell, 2018]. Личность такой женщины завязана на заботе о собственном внешнем виде и его использовании для привлечения и ублажения мужчин. В популярной культуре данный стереотип нашел выражение в образе “dumb blonde” - “тупая блондинка”.
Главными его олицетворениями в популярной культуре были Мэрилин Монро (1950-е годы), Пэрис Хилтон (2000-е), в новых же медиа популяризатором и революционером образа стала Крисси Халпека, создательница на платформе TikTok с 2021 года.
Для анализа современной ситуации мы обратились к данному ресурсу: по поиску в хэштегах “bimbo” в соцсети TikTok было выбрано 15 первых предложенных видео. В контентном плане представляется, что в медиапространстве формируется субкультура с особенной “эстетикой бимбо”. В каждом из найденных видео на переднем плане фигурирует девушка с феминными чертами, причем в разных их проявлениях: блондинистые волосы (стереотип blonde bimbo), открытые наряды, явные пластические операции по увеличению губ/груди (стереотип сексуальной объективации), яркий макияж. Все эти признаки коррелируют с стереотипом “dumb blonde”, воспринимаются как индикаторы глупости и обычно влекут негативную реакцию. Тем не менее, в комментариях обнаруживается преобладающий позитивный отклик: “Idol”, “I’m obsessed”, “Queen”. Однако не исключаются и негативные отзывы: саркастичное “All natural” под видео с женщиной, явно перенесшей множественные пластические операции, и объективирующее “Shake it slowly” на публикации с девушкой в открытой одежде.
Таким образом, мы предполагаем, что начавшийся в 2021 году реклейминг слова bimbo на данный момент имеет узкую локализацию и находится на стадии скорее самоиронизации, чем двойного стандарта. С одной стороны, наблюдается сохраняющееся в обществе предубеждение против гиперфеминности и сексуализация женщин, которые ею характеризуются. С другой стороны, в соцсети, являющейся эпицентром реклейминга, представляется направленность контента на “освобождение от страха мизогинии” [Rosaria, Wijaya, 2022] и стремление к свободному выбору вне зависимости от или наперекор социальным ожиданиям, и узкая группа людей приветствует и поддерживает данную повестку. Ключевой для движения является эксплуатация стигмы и попытка нейтрализации отрицательных коннотаций слова bimbo. Теперь в термине заключены значения особенной эстетики, принадлежности к субкультуре и бунтарства против социальных норм.
Заметим, что вопрос лингвистической собственности в случае дерогативов, направленных против женщин, стоит по-другому, чем в случае с другими более сегрегированными ячейками общества и словами для их обозначения – например, nigger, queer, redneck, etc. Они не являются ни полностью нейтральными (как в случае queer), ни исключительно предосудительными для использования аут-группой (как слово nigger).
Мы предлагаем следующее объяснение: хотя женщины и подвергались дискриминации на протяжении всей американской истории в некоторых сравнимых с меньшинствами аспектах – например, они не были предпочтительными кандидатами на различные должности, а их умственные способности считались неполноценными, – но со времени второй волны феминизма, когда был впервые инициирован реклейминг, их повестка была другой: в фокусе стояло развенчание стигмы вокруг женской сексуальности.
То есть, реклеймингу подвергалось не столько само слово или денотат, сколько связанное с ними понятие, которое к тому же несет давно укоренившиеся в культуре смыслы о предосудительности беспорядочной половой активности. Слово bitch же представляется более успешно реаппроприированным, чем whore и bimbo из-за исторического смещения его семантики в сторону экспрессивности и размывания денотата.
Таким образом, применяя концепцию И.И. Дубровиной, можно сказать, что оба термина находятся на промежуточном этапе рейклейминга. В недерогативных речевых актах они используются как средство иронизации путем самоотождествления субъекта со стигмой, заложенной в слове. При этом говорящий контекстуально заявляет свое несогласие с этой стигмой, таким образом нивелируя негативную оценку.
Список литературы:
- Croom, A.M., 2011. Slurs. Language Sciences, 33(3), pp.343-358.
- Allen, I.L., 1990. Unkind Words: Ethnic Labeling from" Redskin" to" WASP.". Greenwood Publishing Group
- Stuckey, S., 2013. Slave culture: Nationalist theory and the foundations of Black America. Oxford University Press.
- Rahman, J., 2015. Missing the target: Group practices that launch and deflect slurs. Language Sciences, 52, pp.70-81.
- Imoagene, O., 2015. Broken bridges: an exchange of slurs between African Americans and second generation Nigerians and the impact on identity formation among the second generation. Language Sciences, 52, pp.176-186.
- Popa-Wyatt, M., 2020. Reclamation: Taking back control of words. grazer philosophische studien, 97(1), pp.159-176.
- Allan, K., 2016. The reporting of slurs. Indirect reports and pragmatics: Interdisciplinary studies, pp.211-232.
- Almagro, M., Hannikainen, I.R. and Villanueva, N., 2022. Whose words hurt? Contextual determinants of offensive speech. Personality and Social Psychology Bulletin, 48(6), pp.937-953.
- O'dea, C.J., Miller, S.S., Andres, E.B., Ray, M.H., Till, D.F. and Saucier, D.A., 2015. Out of bounds: Factors affecting the perceived offensiveness of racial slurs. Language Sciences, 52, pp.155-164.
- Gibson, J.L., Epstein, L. and Magarian, G.P., 2020. Taming uncivil discourse. Political Psychology, 41(2), pp.383-401.
- Fasoli, F., Carnaghi, A. and Paladino, M.P., 2015. Social acceptability of sexist derogatory and sexist objectifying slurs across contexts. Language sciences, 52, pp.98-107.
- Smitherman, G., 2000. Black talk: Words and phrases from the hood to the amen corner. Houghton Mifflin Harcourt.
- Рамазанова, А.Х., 2011. Лексико-семантические средства выражения значения презрения в разносистемных языках. Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация, (2), с.151-153.
- Galinsky, A.D., Wang, C.S., Whitson, J.A., Anicich, E.M., Hugenberg, K. and Bodenhausen, G.V., 2013. The reappropriation of stigmatizing labels: The reciprocal relationship between power and self-labeling. Psychological science, 24(10), pp.2020-2029.
- Дубровина, И.И., 2021. Явление языковой реапроприации англоязычных уничижительных обозначений в лингвокультурном контексте. // Историческая память в теории и социокультурной практике: грани трансформаций и потенциал осмысления (с. 391-396).
- Hughes, Geoffrey. 2006. An Encyclopedia of Swearing: The Social History of Oaths, Profanity, Foul Language and Ethnic Slurs in the English-Speaking World. New York: M.E Sharpe Inc.
- Vinter, V.E.L., 2017. You Call me a Bitch Like It's a Bad Thing: A Study into the Current Use and Semantic Properties of the Noun Bitch.
- Colllns, C.A., 1984. Bitch: an example of semantic development and change.
- Solomon, Deborah. 2006, Aug 6. Pop Goes the Feminist. The New York Times.
- Dalzell, T., 2018. The Routledge dictionary of modern American slang and unconventional English. Routledge
- Zambreno, K., 2024. Heroines. MIT Press.
- Rosaria, M. and Wijaya, A., 2022. Bimbofication To Empower: Representation Of Hyperfemininity On Tiktok. Susastra: Jurnal Ilmu Susastra dan Budaya, 11(1), pp.53-66.
- Bianchi, C. (2014). Slurs and appropriation: An echoic account. Journal of Pragmatics, 66, 35-44.