ТРАНСФОРМАЦИЯ ВЕЧНЫХ ОБРАЗОВ В ТВОРЧЕСТВЕ Н.С. ГУМИЛЁВА

АННОТАЦИЯ

В данной статье рассматриваются особенности изображения вечных образов в творчестве Н.С. Гумилёва. Основная задача исследования – определить специфику трансформации вечных образов в произведениях исследуемого автора.

ABSTRACT

The article deals with peculiarities of romanticism in the works of N. S. Gumilyov. The main research objective is to determine the uniqueness of N. S. Gumilyov's creative method as a kind of transformation of romanticism and neo-romanticism.

Ключевые слова: традиционные образы, вечные образы, акмеизм. трансформация.

Keywords: romanticism; romanticist world duality; a literary trend; symbolism; Acmeism; futurism; neo-romanticism.

Художественные образы, переходящие из одной эпохи в другую, используемые разными авторами в разных интерпретациях, называются традиционными. Они, как правило, имеют константное значение, сохраняющееся в течение длительного времени. Во всех национальных культурах есть свои традиционные образы: в Японии, например, это сакура, гора Фудзи, самурай; в России - береза, ива, богатырь и т.д. Традиционные образы очень часто выходят за границы отдельных стран и приобретают общемировое значение. В этом случае традиционные образы становятся вечными. Словарь литературоведческих терминов даёт вечным образам следующее определение: «вечные образы – художественные образы, которые, возникнув в конкретных исторических условиях, приобретают настолько очевидную внеисторическую значимость, что впоследствии, превращаясь в своеобразные символы, так называемые "сверхтипы", вновь и вновь возникают в творчестве писателей последующих эпох»^[1]. Аналогичное определение встречаем в одиннадцатитомной литературной энциклопедии: «вечные образы - мифологические, библейские, фольклорные и литературные персонажи, ярко выразившие значимое для всего человечества нравственное и мировоззренческое содержание и получившие многократное воплощение в словесности разных стран и эпох. (Прометей, Одиссей, Каин, Фауст, Мефистофель, Гамлет, Дон Жуан, Дон Кихот и др.)»^[2]. Представлены, безусловно, вечные образы в творчестве создателя акмеизма, одного из самых ярких поэтов «Серебряного века», - Николая Степановича Гумилёва.

Поэтам-акмеистам была свойственна ориентация на классические традиционные образы, это было одной из существенных черт данного литературного течения. Неслучайно Б. Эйхенбаум называет акмеистов сознательными хранителями традиций, а В. Жирмунский вообще относил акмеистов к классикам. Широкое использование акмеистами образов мировой культуры позволяет говорить об обращении в своём творчестве представителей данного течения не только к традиционным, но и к вечным образам. Заслуживает особого внимания специфика использования вечных образов в произведениях Н.С. Гумилёва, основателя акмеизма.

На наш взгляд, особенности изображения вечных образов проявились в творчестве Н.С. Гумилёва гораздо раньше его обращения к акмеизму. Надо сказать, что уже в первом сборнике автора, «Путь конквистадоров» (1905), им широко использовались традиционные и вечные образы: конквистадор, тролль, Кухулин, Сваран, Люцифер, Заратустра… Многие исследователи говорят о создании в творчестве раннего Гумилёва особого мира, безусловно, книжного по своей сути, населённого именно такими образами. Но уже в первом сборнике, по нашему мнению, проявляется специфика изображения Гумилёвым традиционных и вечных образов: в его произведениях они подвергаются нарочитой трансформации, порой очень значительной, вплоть до полного переосмысления семантического наполнения образа. Вначале это только незначительные изменения: в стихотворении «По стенам опустевшего дома…» гномы, задушившие своего хозяина, владельца дома, бессильно рыдают в «тишине своих новых владений»:

По стенам опустевшего дома

Пробегают холодные тени,

И рыдают бессильные гномы

В тишине своих новых владений.

Гномы – это вечный образ, отображающий маленьких злобных существ. Они действительно выступают в роли отрицательных персонажей, наносящих вред человеку, радующихся своим злодеяниям, злобно смеющихся, скрывающихся от взгляда людей. Но у Гумилёва гномы рыдают, задушив своего хозяина, они обладают чувствами сострадания и раскаяния, что абсолютно не характерно для этого вечного  образа. Новое освещение традиционных и вечных образов, придание им новых качеств при сохранении основополагающей структуры – вот в чём, на наш взгляд, заключается специфика изображения данных образов в творчестве Гумилёва.

В следующих сборниках подобная трансформация представлена ещё большим количеством примеров. Так, в стихотворении «За гробом» из сборника «Романтические цветы» (1908) интересному изменению подвергается образ смерти, которая шаблонно представляется в виде иссохшей старухи-скелета с косой:

Ты умрёшь бесславно, иль со славой,

Но придёт и властно глянет в очи

Смерть, старик угрюмый и костлявый,

Нудный и медлительный рабочий.

Здесь образ смерти – это образ старика, это «нудный и медлительный рабочий», страшный в своей неотвратимой работе, что делает факт смерти ещё ужаснее. Мало того, загробный мир также подвергается трансформации: в традиционном аду грешники кричат и вертятся от муки, но у Гумилёва совсем не так:

Понесёт тебя по коридорам,

Понесёт от башни и до башни.

Со стеклянным выпученным взором,

Ты поймёшь, что это сон всегдашний.

И когда, упав в свою гробницу,

Ты загрезишь о небесном храме,

Ты увидишь над собой блудницу

С острыми жемчужными зубами.

Сладко будет ей к тебе приникнуть,

Целовать со злобой бесконечной,

Ты не можешь двинуться и крикнуть…

Это всё. И это будет вечно.

Здесь ад – место давящей тишины и обездвиженности, где место чертей заняли неумолимые «блудницы» «с острыми жемчужными зубами». Неожиданное изображение загробного мира вызывает ещё больший ужас, чем традиционное, трансформация вечных образов ещё более усиливает, как это ни странно, их основополагающие качества.  Семантика образа расширяется: если традиционная жизнь после смерти должна закончиться судным днём, то безмолвный и страшный загробный мир Гумилёва вечен: он не предполагает никакого изменения.

Пересмотр традиционных образов также явно обнаруживается в стихотворении «Персей» из сборника «Колчан» (1916). Традиционно Медуза-Горгона представляется в виде чудовища-женщины с волосами-змеями и ужасным лицом; особенно ужасны её глаза, один взгляд которых обращает всё живое в камень. Но Гумилёв, сохраняя внешнюю «оболочку» вечного образа, кардинально меняет его внутреннее содержание:

Его издавна любят музы,

Он юный, светлый, он герой,

Он поднял голову Медузы

Стальной, стремительной рукой

И не увидит он конечно,

Он, в чьей душе всегда гроза.

Как хороши, как человечны.

Когда-то страшные глаза.

Черты измученного болью,

Теперь прекрасного лица.

.. Мальчишескому своеволью

Нет не преграды, ни конца.

Вон ждет нагая Андромеда,

Пред ней свивается дракон,

Туда, туда за ним победа

Летит, крылатая, как он.

Страшные, превращающие всё в камень глаза Медузы-Горгоны становятся у Гумилёва «человечными», грозное лицо – «измученным болью» и «прекрасным», а герой Персей – избалованным, бездумным мальчишкой. Герой и чудовище как будто меняются местами: трансформация налицо. Подобное переосмысление вечных образов характерно для поэзии Гумилёва; оно придаёт ей неповторимое своеобразие и позволяет ещё более усиливать воздействие на читателя.

Даже «традиционный» для исследуемого автора образ конквистадора подвергается трансформации. Это можно проиллюстрировать на примере стихотворения «У камина» из самого «акмеистического» сборника  Гумилёва – «Чужое небо». Стихотворение можно условно разделить на три части: экспозицию, монолог героя, содержащий развёртывание лирического сюжета, и заключительное двустишие (коду). Лирический герой здесь, безусловно, рыцарь-конквистадор, бесстрашный завоеватель, совершавший когда-то подвиги:

Мы рубили лес, мы копали рвы,                        

Вечерами к нам подходили львы.                 

Но трусливых душ не было меж нас,        

Мы стреляли в них, целясь между глаз.     

Древний я отрыл храм из-под песка,             

Именем моим названа река,                   

И в стране озер пять больших племен         

Слушались меня, чтили мой закон.               

Но всё это было раньше, а теперь душа героя «тягостна больна», он «узнал, узнал, что такое страх»; вся его былая сила и мужество безвозвратно потеряны: «Даже блеск ружья, даже плеск волны // Эту цепь порвать ныне не вольны». Образ завоевателя-конквистадора подвергается кардинальной трансформации, чтобы показать, что может сделать с мужчиной женщина: «И тая в глазах злое торжество // Женщина в углу слушала его».  Это стихотворение отражает сложные отношения Гумилёва с Ахматовой, трактовку акмеистами образа женщины как силы, способной погубить мужчину. Так или иначе для реализации своих целей Гумилёв трансформирует даже тот вечный образ, который долгое время являлся основным в его творчестве.  Это ещё раз подтверждает вынесенный нами в заглавие статьи тезис о трансформации вечных образов в творчестве Н.С. Гумилёва.

Примеров такой трансформации можно найти в творчестве Гумилёва очень много: по=иному освещаются многие традиционные китайские образы в сборнике «Фарфоровый павильон»; пересматривается вечный образ змеи, сбрасывающей кожу, в стихотворении «Память» из сборника «Огненный столп»: «Только змеи сбрасывают кожу, // Чтоб душа старела и росла. // Мы, увы, со змеями не схожи, // Мы меняем души, не тела»… Новый взгляд на традиционные, вечные образы подчёркивает своеобразие поэзии Н.С. Гумилёва, заставляет её ещё сильнее воздействовать на читателя. Таким образом, исходя из выводов нашего исследования, мы можем утверждать, что трансформация вечных образов является характерной чертой творчества изучаемого автора.                                 

Список литературы:

1. Гумилёв Н.С.  Стихотворения и поэмы. // Сост. и примеч. М.Д. Эльзона. – М.: Современник, 1990 – 461 с.
2. Гумилёв Н.С. Стихи. Письма о русской поэзии. //Сост., науч. подг. текста, послес. Н. Богомолова. – М.: Худож. лит., 1989 – 447 с.
3. Иванов Вяч. Вс. Звёздная вспышка (Поэтический мир Гумилёва). В кн.: Гумилёв Н.С. Стихи. Письма о русской поэзии. //Сост., науч. подг. текста, послес. Н. Богомолова. – М.: Худож. лит., 1989 – 447 с.
4. Письмо Н.С. Гумилёва к В.Е. Аренс от1 июля 1908 года. СМ.: Неизвестные письма Н.С. Гумилёва (публикация Р.Д. Тименчика) – Известия: Академия наук СССР. Серия литературы и языка, 1987, т. 46, № 1, с. 51.