МЕДИАКОММУНИКАЦИИ И КОММУНИКАТИВНЫЕ РИСКИ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА НА ПЕРЕСЕЧЕНИИ ФИЛОЛОГИЧЕСКОГО И КОММУНИКАТИВНОГО ЗНАНИЯ

АННОТАЦИЯ

Коммуникация создает состояние риска, одновременно в процессе своей эволюции приобретает новые формы, при которых элементы коммуникации воспроизводят структурные элементы знания. Это позволяет констатировать неразрывную связь между процессом познания и коммуникацией. Неопределённость, будучи одним из элементов рискогенной реальности, связана с «недостатком знания субъекта о среде его деятельности или возможной недостоверности (ложности) этого знания» [22, с. 33]. В статье предпринимается попытка показать, что язык, являясь одновременно медиа коммуникации и формой закрепления мыслительного процесса, может выступать объединяющим понятием для коммуникационных, филологических теорий.

ABSTRACT

Communication creates a state of risk. At the same time, in the process of evolution, communication acquires new forms in which its elements reproduce the structural elements of knowledge. That allows us to state the inextricable link between the process of cognition and communication. Uncertainty is one of the elements of a risky reality. It's associated with a lack of knowledge about the environment of the subject activity or possible unreliability (falsity) of this knowledge. The article attempts to show that language is both a media of communication and a form of consolidation of the thought process and can act as a unifying concept for communication and philological theories.

Ключевые слова: коммуникация, познание, язык, неопределенность, риск.

Keywords: communication, cognition, language, uncertainty, risk.

Введение. Медиакоммуникации по степени своего влияния на процессы принятия решений в социальных системах уступают только «управленческим каналам» [19, с. 73]. Современная социальная реальность – это не только совокупность успешно функционирующих цифровых экосистем, в орбите которых находятся десятки миллионов пользователей, но еще и миллионы, индивидуальных «медиакапсул» [6], создаваемых «напуганными гражданами» [2] благодаря возможностям цифровых технологий. «Новой парадигмой медиа становится пользователь, который теперь выступает как центральная ось коммуникационного процесса, контент – это новая идентичность медиа, мультимедиа – новый язык, реальное время – единственное время, гипертекст – это грамматика, а знания – это новое имя информации» [27, с. 129]. Претерпевая вышеописанные трансформации традиционные медиа, утрачивают не только свою идентичность, но и значительную часть своего прежнего влияния на социум. В то же время они приобретают новые возможности в рамках «коммуникационного универсума», понимаемого как «сложная, многоуровневая система, обеспечивающая реализацию всего многообразия коммуникационных отношений в обществе» [5, с. 8].  Таким образом, в основе влияния СМИ и шире - медиакоммуникаций на социум остается их способность к трансляции информации, т.е. к коммуникации.

Коммуникация - теоретический аспект

Рост значения коммуникации ассоциируется с развитием сетевых технологий. Понятие «гиперпространства коммуникации» присутствует в работах А. Ю. Антоновского и дает представление об объеме и сложности данного понятия. В предложенном им конструкте особое место занимает «понятие коммуникативных медиа и формы» [1, с. 22].

По Антоновскому коммуникация эволюционирует двухэтапно, «принимает формы, совпадающие в своих основных этапах со стандартным определением (по)знания: элементы коммуникации (сообщение, информация, понимание) воспроизводят структурные элементы знания (полагание, обоснование, истинность)» [1, с. 24].

Последнее особенно важно, поскольку ни один из элементов (сообщение, информация, понимание) не может существовать сам по себе, только их сочетание (синтез) создает коммуникацию [15]. Коммуникации - закрытая система, в которой компоненты воспроизводятся через саму коммуникацию и не зависят от субъекта [15], справедливо и то, что «коммуникативная рациональность является базовой составляющей субъекта познания» [18, c. 13]. Коммуникативный аспект познания также является выражением его социальной природы. То есть, когда речь идет о социальной коммуникации, имеется в виду движение в социальном пространстве и времени знаний, умений, стимулов, эмоций.

Коммуникативные медиа и формы – базовые понятия для описания коммуникации во всей ее сложности и многообразии. В понимании «гиперпространства коммуникации» важное значение уделяется «медиа (средствам) распространения коммуникации: языку, письменности, печатным и электронным, и социально-сетевым средствам коммуникации» [1, с. 24].

Таким образом, рост разнообразия медиа распространения коммуникации в информационном обществе за счет цифровых платформенных решений (электронных медиа, социальных сетей, контент-агрегаторов и т.п.) масштабируют коммуникативные риски для пользователей.

Коммуникация и риск социально-философский аспект

Информацию можно определить как любые сведения об окружающем мире, доступные человеку, в свою очередь, знание – это продукт познавательной деятельности и базируется на информации. «Информация представляет собой количественный аспект, а знание – качественный, по той причине, что знания всегда являются результатом мыслительной деятельности человека» [10, с. 77]. Принципиальное отличие информационного общества от общества знания базируется именно на приведенном выше разграничении, что дает основание утверждать о «неэквивалентности информационного общества и общества знания» [10, с. 77].

В основе представлений об информационном обществе находится подход к информации «как нематериальной субстанции … обладающей свойством взаимодействия как с духовным, так и с материальным миром человека» [3, с. 4]. Различные теории информационного общества стали ответом на рост значения информации в жизни социума и первоначально виделись как вариант постиндустриального общества, в котором информация становится основным драйвером экономического развития.

Общество знания принято рассматривать как эволюцию информационного общества «движущей силой развития [которого] является человек, способный к освоению информационных потоков, использованию современных информационных технологий и созданию интеллектуальных продуктов» [10, с. 78].

На современном этапе развития социума «коммуникация приобретает изоморфность познанию в более узком смысле: принимает формы, совпадающие в своих основных этапах со стандартным определением (по)знания» [1, с. 24], становясь основополагающим элементом конструкта «общества знания».

При этом любой коммуникации риск присущ по определению, именно коммуникация создает состояние риска, которое без нее не возникло бы вообще [15]. Собственно конструирование и объективация феномена риска, как социального явления, происходит в процессе коммуникации [8, с. 251].

Отношение к риску опосредовано ментальными, когнитивными и коммуникативными процессами [8, с. 251]. Неопределенность (наряду с ситуативностью, амбивалентностью) относится к одному из трех важнейших свойств «рискогенной реальности» [24, с 166]. При этом сам термин «неопределённость» может интерпретироваться в широком диапазоне значений от «ситуации недостатка знания субъекта о среде его деятельности или возможной недостоверности (ложности) этого знания» [22, с. 33], до «вероятности наступления событий, содержащая благоприятные или неблагоприятные последствия для социума в целом или его отдельных субъектов» [24, с.166]. Столь широкий разброс интерпретаций обусловлен тем, что в современном мире «пара понятий неопределенность и риск из экономической области переходит в область научно-технических инновационных исследований и их рефлексий в социальной философии науки» [4, с. 16]. Последнее приводит к эволюции теоретических подходов к рассмотрению самой категории неопределенности «вместо классических определений неопределенности как онтологического или гносеологического понятия предлагается составной теоретический конструкт, сочетающий черты онтологии и эпистемологии («онто-эпистема»)» [4, с. 8]. Начиная с конца XX века как отмечает Л.А. Микешина, на место классической абстрактной гносеологии пришла «эпистемология, преодолевающая предельные абстракции как субъекта познания, так и самого познавательного процесса» [18, с. 11].

Таким образом, степень неопределенности в среде активности субъекта тесно связана с проблемой познаваемости и истинности. Как отмечает Н.М. Ильичев, «достоверность определяется как результат окончательного установления истинности знания» [9, с. 18].

Л.А. Мекешина высказывает мысль о том, что в рамках современной эпистемологии «человек … сам вырабатывает принципы и условия достижения объективной истинности знания, которое он получает с помощью разработанных им языка, приемов и методов обоснования и проверки, в том числе исключающих его собственное влияние на процессе познания» [18, с. 12].

В рамках социально-философского подхода к исследованию «рискогенной реальности», как одного из измерений социального, особое внимание уделяется выявлению системной природы рисков. «Концепт «системный риск» разворачивается, прежде всего, в многоуровневых социальных объектах, отличающихся высоким уровнем неопределенности, может находить применение при анализе макросоциальных факторов глобализации в постиндустриальных обществах, в сетевых революциях» [24, с. 168].

Риски сетевых коммуникаций

Одной из форм проявления системных рисков являются риски коммуникативные. Сам термин «коммуникативный риск» «раскрывает онтологию рискогенной деятельности человека в сетевом обществе, аккумулирует все новые знания о рисках в сетевых коммуникациях» [24, с. 168].

Собственно базовые технологические риски сетевых коммуникаций можно классифицировать по нескольким группам [26, с. 31– 32]. К первой группе, так называемых парадигмальных рисков, принято относить риски, связанные с парадигмами (концептуальными идеями и методами), реализуемыми в процессе разработки стандартов, проектирования, производстве инфраструктурного оборудования, интерфейсов, программного обеспечения и т. п. Например, на уровне экосистем многочисленные платформенные решения, состоящие из большого числа компонентов и рассчитанные на использование десятками и сотнями миллионов пользователей, объединяются в еще более сложные системы. Концепции и технологии, используемые в процессе проектирования, способны оказывать влияние на риски, связанные с этими цифровыми технологиями. На уровне социальных эффектов в этой группе рисков доминируют факторы, описанные в кастельсовской концепции «власти сетей».  Ко второй группе рисков относятся риски реализации, т. е. связанные с возможными ошибками, недоработками и т.п., что может приводить к сбоям работы оборудования и программного обеспечения, различным уязвимостям, утечкам данных и т. д. Несовершенство программных продуктов резко повышает уровень рисков как для отдельных элементов коммуникационных систем, так и для пользователей. К третьей группе рисков относятся риски использования. Сложность систем в сочетании с недостаточной квалификацией пользователей повышают риски негативных последствий применения современных технологий. К четвертой группе относятся риски преднамеренного неправомерного использования цифровых информационных и коммуникационных систем, в том числе в преступных целях. 

Применительно к медиаизмерению социального пространства текущая рискогенная реальность может характеризоваться переходом от концепций общества риска [2] к новой стадии – общества угроз. В части медиаконструкции опасностей и рисков наметился переход от распространения «рисков» (сообщений о рисках) к распространению сообщений о «страхе и спекулятивных сценариях угроз» [28, с. 17]. Медиатизация опасностей и рисков в современном обществе благодаря развитию медиакоммуникаций приводит не только к росту неопределенности, связанной с рисками, возникающими в результат технологического и научного развития [2], но и политизированными страхами, самовозбуждаемыми пользователями посредством социальных медиа.

В описанных эволюциях просматривается связь с процессами трансформации поведенческих установок пользователей в связи с цифровизацией и развитием интернет-технологий. В частности, концепций, рассматривающих интернет как воплощение идей постмодерна [25], сетевого номадизма [13]. По сути, новая социальная реальность киберпространства, без физических границ, с децентрализованной структурой (идея «ризомы» как формы существования интернета) [7], с новой потребительской культурой, отчасти описываемой как набор постмодернистских установок, безусловно, оказывает трансформационное давление на язык медиа и на «модели лингвистического творчества журналистов».

Теории коммуникаций филологический аспект

Язык, будучи одним из медиа распространения коммуникации, выступает связующим звеном коммуникации, в контексте филологических наук (лингвистики) и познания. Так, А.Н. Павленко придерживается мнения, что актуальной задачей является «перейти от анализа сознания (мышления) к анализу языка и главной формы его бытования – коммуникации» [21, с. 104]. Похожую мысль высказывает Г.В. Колшанский – «коммуникативное назначение языка есть его первая и единственная функция, преобразующая индивидуальное сознание в общественное» [11, с. 5].

Колшанский видит в «речевом процессе в обществе закономерности коммуникативной сущности языка» [12]. Теория коммуникации представляет собой «теорию речевых актов, привязанную к определенным типизированным условиям общения — общения в определенной социальной среде (в историческом и синхронном планах); она включает разнообразные виды общения в коллективе (например, монологические, диалогические и т. д.), а также различные формы общения (например, устное и письменное)» [12, с. 23].

Что же касается лингвистики, то «коммуникативный акт может рассматриваться в обобщенном виде вне строго фиксированного жанра общения, а обобщенность относится к структуре самого коммуникативного акта, построенного как двувершинная система, в которой выделяются прежде всего два участника коммуникации — отправитель и получатель (адресат и адресант)» [12, с. 23].

Многие авторы, описывая коммуникацию, ссылаются на своего рода «общий код» или «общую сигнальную систему». Учитывая этот акцент на языке и невербальных «кодах» в научных дискуссиях о коммуникации, представляется, что коммуникация будет зависеть от какой-то совместно используемой, сильно кодифицированной системы, иначе говоря – кода. Например, базовой основой информационно-кодовой модели коммуникации [16, с. 25] является представление о том, что участвующие в коммуникации для достижения целей коммуникации должны владеть общим кодом, т. е. находиться в общем пространстве как языковом, так и некоторого опыта предшествующих коммуникаций. В противном случае шансы на совпадение мыслей и смыслов, т. е. эффективной коммуникации, невелики. И хотя это только одна из трех наиболее часто выделяемых моделей коммуникации, значение языка как кода, посредством которого происходит передача смысла, очень важно.  Инференционная модель коммуникации, в отличие от кодовой, сосредоточена на намерениях. Средством выражения намерений в рамках этой модели являются высказывания, которые не ограничены только лишь репрезентациями (фонетическими и семантическими), но могут выражать эмоции [16. с. 26.]. Интеракционная модель коммуникации ставит во главу угла поведенческий аспект коммуникации. Коммуникация происходит в форме демонстрации смыслов, и в этом контексте поведение в формате действия, речи, молчания может быть способом транслирования информации.

Как видно из описания двух прочих моделей коммуникации, либо фактор «кода» полностью не устранен, либо модель имеет крайне ограниченное применение (только визуальная коммуникация).

И в этой связи возникает еще один уровень проблематики коммуникации, которая часто не принимается или недостаточно принимается во внимание. И это не только сообразность формы коммуникации с качественными характеристиками канала коммуникации. Не менее, а возможно, даже более существенное значение имеет адекватное декодирование (смысл) коммуникации (во многом опосредованное наличием общего культурного кода), а также «символические средства достижения коммуникативного успеха: истина, знание, вера» [1, с. 24] и т. д.

Предметом теории коммуникации являются речевые акты в их определенной форме и виде общения. При этом лингвистика рассматривает структуру коммуникации вне строгого жанра общения. Таким образом, можно говорить о некой общей зоне пересечения филологического и коммуникативного знания [14, с. 152]. На стыке филологических и коммуникативных наук возникают пространство для изучения новых процессов и явлений. К числу последних относится повышение роли «посредников» в коммуникации, примером может служить сеть Интернет [17], появление которой определило новые формы существование текста, новые типы и характеристики коммуникационного взаимодействия и т. д. [14, с 151].

Также в этом контексте важна мысль о влиянии способов коммуникации на «фактуру текста». Представляется обоснованным говорить о взаимовлиянии канала коммуникации и формы коммуникации. СМС-общение, до появления устройств с полноформатной клавиатурой, принесло необыкновенное количество сокращений, которые сами стали почти новым языком. Таким же «новым языком» до какой-то степени можно считать смайлики, эмодзи. В качестве примера ограничений иного плана можно привести то же СМС, где изначально размер сообщения был ограничен по количеству знаков. Что касается фактуры текста, то отдельно стоит отметить влияние канала коммуникации на такие характеристики текста, как удобочитаемость [23] и некоторые другие.

Особое место языка в процессе коммуникации, а также то обстоятельство, что язык является материальной формой закрепления мыслительного процесса, а следовательно, познание неразрывно связано с языком. Таким образом, возможно говорить, что язык, будучи универсальной знаковой системой, является одновременно медиа коммуникации, формой закрепления мыслительного процесса, может выступать объединяющим понятием для коммуникационных, филологических теорий и эпистемологии.

Выводы. Эволюция коммуникаций способствует формированию новой социальной реальности и изменяет сложившиеся формы существования индивидов. Количественный рост коммуникаций в обществе в процессе эволюции от информационного общества к обществу знаний пропорционально увеличивает риски, поскольку коммуникация сама по себе создает рискогенную реальность, ключевой характеристикой которой является неопределенность.

В свою очередь, коммуникация как медиа и как (в определенном контексте) форма познания играет ключевую роль в преодолении неопределённости, т. е. получении субъектом достоверного знания о среде его (субъекта) деятельности. Гиперпространство коммуникации включает в себя в том числе язык, что дает возможность обосновать особую роль коммуникации не только в познании, как в процессе фиксации в материальном виде знаний субъекта об окружающей его действительности, но и распространении этого знания в процессе общения.

Элементы коммуникации «(сообщение, информация, понимание) воспроизводят структурные элементы знания (полагание, обоснование, истинность)» [1, с. 24]. С учетом того, что именно язык является и способом фиксации в материальном виде знания в процессе познания и одновременно коммуникации, именно язык способен выполнить роль связующего звена в части связи коммуникации как медиа и коммуникации как формы познания.

На теоретическом уровне коммуникация является не просто «бытованием» [21] языка, но исходя из определения объекта филологии как науки, в том числе «человека в его функции, говорящего и пишущего, слушающего и читающего» [20, с. 10], т. е. коммуницирующего, важнейшей составляющей предметного поля этой научной дисциплины.

Список литературы:

1. Антоновский А.Ю. Коммуникация как эпистемологическая проблема: от теории коммуникативных медиа к социальной философии науки: дис. доктора фил. наук. – М., 2016 – 206 с.
2. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. – 384 с.
3. Бочан С.А. Проблема целостности личности в информационном обществе: автореф. дис. … канд. филос. наук. – Ростов-на-Дону, 2007. – 23 с.
4. Герасимова И. А. Неопределённость        в познании и социальных практиках // Эпистемология и философия науки.  – 2019. – Т. 56. – № 4. – С. 8-20.
5. Дзялошинский И.М. Коммуникационные стратегии социальных институтов в медиапространстве России: автореф. дис. … д-ра филол. наук. – М., 2013. – 45 с.
6. Дзялошинский И.М. (2016) Интернет, постмодернизм. Сетевой человек. Что с нашей личностью и нашими ценностями? / канал ВШЭ [видеолекция] // YOUTUBE. 9 августа (URL: https://www.youtube.com/watch?v=aqB3V_TXJmk&t=864s) Просмотрено: 10.07.2021.
7. Емелин В.А. Информационные технологии в контексте постмодернистской философии: автореф. дис. канд. философ. наук. – М., 1999. – 26 с.
8.  Иванов А.В. Коммуникация риска: теоретические основания и современные дискуссии // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Философия. Психология. Педагогика. – 2019. – Т. 19. – Вып. №3. – С. 251-256.
9.  Ильичев Н.М. К вопросу о достоверности знания // Вестник ТГУ.  – 1996. – Вып. №2. – С. 18-24.
10.  Климова А.Б. От информационного общества − к обществу знания // Дискуссия. – 2016.  – № 7(70). – С. 73-79.
11.  Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. – Л.; М.: Наука, 1990. – 108 с.
12.  Колшанский Г. В. Коммуникативная функция и структура языка. Изд. 3-е. – М.: Издательство ЛКИ, 2007. – 176 с.
13.  Кужелева-Саган И.П., Сучкова Н.А. Онтология сетевого общества и культура цифровых кочевников: методологические подходы // Вестник Томского государственного университета. – 2019. – №440. – С. 58–63.
14.  Куляпин А.И., Чувакин А.А. Филология и коммуникативные науки во встречном движении: от Бахтина до наших дней // Филология и человек. – 2013. –  №4. – С. 140-155.
15.  Луман Н. Что такое коммуникация? / [Электронный ресурс]. – Режим доступа: URL: https://gtmarket.ru/library/articles/2954 (дата обращения: 10.08.2022).
16.  Макаров М.Л. Основы теории дискурса. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. – 280 c.
17.  Маклюэн Г.М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека / Пер. с англ. В. Николаева. – М.: «Кучково поле», 2020. – 464 с.
18.  Микешина Л.А. Субъект образования в контексте современной философии познания//Ценности и смыслы. – 2016. №4. – С 10-21.
19.  Назарчук А. В. Сетевое общество и его философское осмысление // Вопросы философии.  – 2008. – № 7. – С. 61-75.
20.  Чувакин А.А. Основы филологии: учеб. – М.: Наука, 2011. –  240 с. 
21.  Павленко А.Н. Является ли «коммуникативная программа» обоснования знания универсальной? // Вопросы философии. – 2009. – №11. – С. 100-113.
22.  Соколов А.В. Политический риск от теории к практике. – М.: Поколение, 2009. – 144 с.
23.  Соколов А.В. Удобочитаемость текстов СМИ как фактор эффективной коммуникации // Журналист. Социальные коммуникации. –  2021. – № 4. – С. 39-50.
24.  Устьянцев В. Б. Концепт риска в проблемном поле социальных наук // Известия Саратовского ун-та. Нов. сер. Сер. Философия. Психология. Педагогика. – 2016. – Т. 16. – Вып. № 2. – С. 165-169.
25.  Berthon P. Post-Modernism and the Web: Societal effects // BCcampus Open Education: [сайт]. – 2016. – 15. Jan. – URL: https://opentextbc.ca/electroniccommerce/chapter/post-modernism-and-the-web-societal-effects/ (дата обращения: 10.08.2021).
26.  Brunnstein K. The Information Society: Innovations, Legitimacy, Ethics and Democracy // IFIP International Federation for Information Processing, Volume 233 / eds. P. Goujon, Lavelle, S., Duquenoy. – Boston: Springer, 2007. – Pp. 27-34.
27.  Orihuela J.L. eCommunication: the 10 paradigms of media in the digital age // Towards New Media Paradigms. Content, Producers, Organisations and Audiences. IICOST A20 International Conference Proceedings. – Pamplona: Ediciones Eunate, 2004. – Pp. 129–135. 129.
28.  Stig A. Nohrstedt Communicating Risks Towards the Threat Society. –  Göteborg, Sweden: Litorapid Media AB, 2010. – 228 p.