Преемственность литературной традиции в романе Э.-Э. Шмитта «Как я был произведением искусства»

The continuity of the literary tradition in the novel E.-E. Schmitt "How I was a work of art"
Матенова Ю.У.
Цитировать:
Матенова Ю.У. Преемственность литературной традиции в романе Э.-Э. Шмитта «Как я был произведением искусства» // Universum: филология и искусствоведение : электрон. научн. журн. 2020. 11(78). URL: https://7universum.com/ru/philology/archive/item/10934 (дата обращения: 12.10.2024).
Прочитать статью:

 

АННОТАЦИЯ

В данной статье анализируется роман современного французского писателя Э.-Э.Шмитта «Как я был произведением искусства». Исследуется интертекстуальный характер романа. Прослеживается связь данного романа с английской литературной традицией XIX века.

ABSTRACT

This article analyzes the novel of the modern French writer E.-E. Schmitt, "How I was a work of art." The intertextual nature of the novel was investigated. The connection of this novel with the English literary tradition of the XIX century is traced.

 

Ключевые слова: литературная традиция, интертекст, красота внешняя и внутренняя,

Keywords: literary tradition, intertext, external and internal beauty, art, dialogue of cultures.

 

Один из последних романов Эрика – Эммануэля Шмитта, широко известного и востребованного французского драматурга и писателя «Как я был произведением искусства» (2002 г., переведен на русский язык в 2014 г.) ставит извечные вопросы о роли красоты внешней и внутренней, о взаимоотношении творца и его создания. Знаменитый и модный скульптор - авангардист Зевс-Питер Лама осуществил, по его мнению, грандиозный и неподвластный никому другому проект. Он создает шедевр – скульптуру из живого человека, невзрачного парня Тацио, уставшего жить в тени своих братьев – близнецов, исключительных красавцев. Обезобразив его многочисленными хирургическими вмешательствами, «творец» Лама превращает его в другое существо, лишенное человеческих прав и свободы.

Но лишить его мыслей, чувств, человеческого достоинства он не смог, и в этом смысле нельзя не согласиться  с мнением О.О. Леньковой о том, что «цель Шмитта, как и его предшественников Дидро и Шодерло де Лакло, – изобразить процесс духовного преображения человека под влиянием чувств» [1].

Этот роман-притча, небольшой по объему, написанный от первого лица, содержит присущие современной французской литературе черты: обращение к новому, как к хорошо забытому старому, к аллюзии на предшествующие тексты, ироничности повествования, «диалогу с научным и литературным наследием прошлого». Как справедливо отмечается в статье о современной французской литературе, «она предпочитает обращаться к прошлому, но не как к объекту подражания, а чтобы с новой силой вопрошать это прошлое,…что вписывает современную литературу в историческую схему, но с обратной перспективой» [2, c. 54].

Сфера творческого интереса Шмитта в этом романе, на наш взгляд, – это художественные искания в английской литературе конца XIX и начала XX веков, а точнее произведения О. Уайльда, Г. Уэллса, Б. Шоу. Причем, писатели рубежа  XX - XXI веков предпочитают обращаться к прошлому не как к объекту подражания, а чтобы с новой силой вопрошать это прошлое.

На определенную перекличку с романом О. Уайльда указывал и сам автор в эпизоде, когда выбирают имя новому шедевру З.-П. Лама. Одно из предложенных имен – Новый Дориан Грей. Дориан в романе О. Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1890) – прекрасный юноша из респектабельной семьи. Следуя советам своего искушенного в пороках и циничного друга лорда Генри, он предается безудержным наслаждениям, не задумываясь о чувствах и желаниях других людей. Ради удовольствия и удовлетворения своих прихотей, он не останавливается ни перед какими нарушениями морали, поскольку полагает, что счастье не зависит от нравственности. Его пугает только старость, отсюда его мечты, чтобы красота и молодость всегда оставались с ним. Таким прекрасным и утонченным он был изображен на портрете художника Холлуорта, который обладает чудесным свойством: на нем отражаются все последствия порочной и безнравственной жизни героя. Сам же он остается все таким же юным и прекрасным. Облик живого Дориана не выражает сущности его порочной и развращенной натуры. Пытаясь уничтожить портрет, разоблачающий его, Дориан убивает себя, тем самым еще раз подтверждая излюбленный тезис О. Уайльда, что искусство выше жизни.

Казалось бы, противоположная ситуация в романе Э.-Э. Шмитта, но при углубленном рассмотрении внешность обезображенного, изуродованного героя романа и повествователя, названного своим создателем Адам-бис, не передает сущности его человеческой личности. Нельзя уничтожить человеческие мысли, чувства, достоинство. И на портрете, созданном ослепшим отцом его возлюбленной Фионы, только по его голосу и высказываниям об окружающем мире, герой романа предстает удивительно похожим на него прежнего, до того, как он превратился в мясо для экспериментов. Не зря слепой художник говорит: «Всё равно я пишу то, что нельзя увидеть» [3, c. 230]. Так портрет становится отражением его души, характера.

У Уайльда – очаровательно красивый и вечно юный Дориан и портрет, передающий его безобразный внутренний облик. У Шмитта – чудовищно безобразный герой Адам-бис и прекрасный, чистый его портрет, ставший выражением его светлой человеческой натуры. В итоге уже на другом временном и художественном уровне подтверждается мысль, что подлинное искусство глубже и точнее самой действительности передает смысл явлений и характеров.

На этом диалог романа Э.-Э. Шмитта с английской литературой конца  XIX и начала XX веков не заканчивается.

Появление в качестве свидетельницы «Роланды-коровы» или «Богини – коровы» в суде, решающей животрепещущий вопрос о том, является ли Адам-бис произведением искусства или человеком со свободной волей и поведением, вызывает в памяти гротескные формы образов романа Г. Уэллса «Остров доктора Моро» (1896 г.). «Она вживила себе в лоб пару рогов, увеличила глаза, расширила ноздри, а на пышной, млекопитательной груди ее болтался старый страховочный шнур с подвешенным к нему тирольским колокольцем» [3, c.232].

Моро, гениальный хирург, непонятый и гонимый в обществе, укрылся на пустынном острове и с помощью операций и прививок превращает диких животных в людское подобие, жалкое и примитивное, но при этом, даже учит их говорить и распевать придуманные им заповеди. Он держит их в повиновении при помощи страха.

В романе Шмитта, убедившись в успехе своего творческого эксперимента в создании Адама-бис, скульптор-авангардист Зевс-Питер Лама с помощью искусного скальпеля патологоанатома Фише начинает изготовлять целую серию живых скульптур из своих наложниц, обитательниц замка «Средостение», которые впоследствии хорошо продаются. Но после ухода Лама в небытие бывшие красавицы стали обитательницами психиатрической лечебницы, поскольку «…скальпель доктора Фише вкупе с воображением Зевса превратили их в нелепых, единственных в своем роде чудовищ. Их слава оказалась недолговечной… Иногда, обманув охранников, какая-нибудь из бывших красавиц с воплями выбегает из парка, и купающиеся пугаются при виде мечущейся по пляжу буйной сумасшедшей, людоедки с изуродованным телом, пустыми глазами и безмолвными, вечно раскрытым ртом, которая не нужна больше ни одному музею» [3, c. 250-251].

И вновь кажущаяся противоположность: у Уэллса звери, превращенные в людей с помощью скальпеля и уколов доктором Моро, а у Шмитта – люди, обезображенные хирургическим способом, ставшие чудовищами.

Противоположные, как бы перевернутые ситуации, в основе своей имеют одни и те же корни. Создателю человекоподобного звериного общества нравится царить среди своих созданий, как «сверхчеловек» ницшеанского типа. Ему нравится их покорность и жалкий вид, так он может ощущать себя повелителем мира. Скульптор Лама, по его собственному выражению, –величайший художник и скульптор наших дней, «светило искусства». Он заявлял, что, создав свою живую скульптуру, он изменил мир, в котором он может устанавливать свои правила и понятия. И на суде без тени сомнения он заявляет: «Без меня человечество не было бы тем, что оно есть» [3, c. 237]. Ему весьма льстит, когда его называют «благодетелем». Неслучайно словосочетание «имперское величие», встречающееся в романе, так точно характеризует этот персонаж. Но дело не только в его творческих, весьма посредственных способностях, а в умении организовать рекламу, пиар вокруг своих произведений. При всем различии ситуаций и эпох этими неординарными и по-своему талантливыми людьми движет не только интерес к их созданиям, а стремление к славе, власти, а в случае с Лама – и к обогащению. Не зря в романе говорится: «Коммерция для Зевса-Питера Лама важнее совести» [3, c.246].

Отталкиваясь от известного древнегреческого мифа о скульпторе Пигмалионе, создавшем прекрасную статую Галатею, и силой своей любви оживившем свое творение, Б. Шоу в своей пьесе «Пигмалион» роль творца отводит английскому профессору лингвистики Хиггинсу. Поспорив с полковником Пикерингом, он задумывает интересный с точки зрения науки и психологии эксперимент. Он задумывает: научить уличную торговку цветами Элизу грамотной речи и хорошим манерам, и на светском приеме выдать её за герцогиню, что успешно и претворяется в жизнь. Хиггинс думает, что научив Элизу правильной речи и умению вести себя в высшем обществе, он создает её как человека. Но мастер парадоксов Б. Шоу остается верен себе; миф о Пигмалионе в его пьесе получает парадоксальное воплощение. Хиггинс убежден, что он сделал Элизу человеком, но на самом деле эта простая девушка обнаруживает истинную внутреннюю культуру и глубокие чувства, и оказывается, что в этом отношении она превосходит своего творца, человека сухого, далекого от высоких нравственных побуждений. Именно новая Галатея – Элиза должна оживить Пигмалиона, превратить его в человека. Именно благодаря ей в его душе происходит известный сдвиг в сторону живых человеческих чувств. Происходит обратный мифу процесс превращения закостеневшего ученого в человека.

В романе Э.-Э. Шмитта творец, скульптор Зевс-Питер Лама, создавая свою живую скульптуру с помощью хирургического скальпеля, унижает молодого человека до положения вещи, хотя и произведения искусства. В отличии от античного скульптора, создавая свою скульптуру, Лама стремиться уничтожить в ней человека. Он полагает, что лишив героя внешней оболочки, творец уничтожает в нем личность. Но лишить его человеческого достоинства, убить в нем способность мыслить, чувствовать, говорить, переживать Лама не может, хотя и пытается с помощью патологоанатома Фише сделать ему лоботомию, чтобы лишить его тех качеств, которые отличают человека от прочих существ.

« – Мне очень жаль, но мой разум – это я! Я сам! А не что-то там такое, отдельное от меня!

– Конечно. Но ведь ты же прекрасно знаешь, что твое «я» не представляет никакого интереса. Никакой ценности. Не больше, чем твое прежнее тело. Впрочем, когда мы с тобой познакомились, ты как раз собирался покончить и с тем, и с другим. И только благодаря моему вмешательству твое тело стало интересным. Тебе следовало бы радоваться этому и ограничить деятельность твоего разума этой радостью» [3, c.151].

Вот почему, осознав все это, сенсационное творение З.-П. Лама, Адам-бис готов восстать против своего творца, готов в суде доказывать, что он живой человек, что «никакой юридический акт не может отменить человеческую природу» [3, c. 239].

Ведя диалог, своеобразную перекличку с произведениями прошлого векового рубежа, роман Шмитта подтверждает, усиливает, иногда подводит к противоположному решению близкой и созвучной ему проблематики. Современное произведение связано с традиционной литературой как с партнером и собеседником. При этом открываются не какие-то абсолютные или относительные истины о прошлом, сколько проявляются неожиданные связи, переклички, ассоциации, бросающие отсвет на актуальные проблемы и предметы.

 

Список литературы:

  1. Ленькова О.О. Природа и структура современного французского эпистолярного романа («Оскар и розовая дама» Э.-Э. Шмитта) [электронный ресурс] – Режим доступа: http://elib.bsu.by/handle/123456789/49473 (дата обращения: 04.11.2020).
  2. Новейшая зарубежная литература. – Алматы: Жибек Жолы, – 2011. – 584 с.
  3. Шмитт Э.-Э. Как я был произведением искусства. – С-П.: Азбука, 2014. – 256 с.
Информация об авторах

канд. филол. наук, доцент, Ташкентский государственный педагогический университет имени Низами, Узбекистан, г.Ташкент

Ph. D., associate Professor, Tashkent state Pedagogical University, Uzbekistan, Tashkent

Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор), регистрационный номер ЭЛ №ФС77-54436 от 17.06.2013
Учредитель журнала - ООО «МЦНО»
Главный редактор - Лебедева Надежда Анатольевна.
Top