аспирант кафедры мировой политики факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета, 199034, РФ, г. Санкт-Петербург, Университетская набережная, 7/9
Антииммигрантский дискурс в Евросоюзе, его влияние на экстремизм и российская правовая модель как пример борьбы с ним
Anti immigrant discourse in the European Union, its influence on extremism and the russian legal model as example to fight it
28.10.2017
989
Цитировать:
Гонсалес Седилло Х.И. Антииммигрантский дискурс в Евросоюзе, его влияние на экстремизм и российская правовая модель как пример борьбы с ним // Universum: общественные науки : электрон. научн. журн. 2017. № 10 (40). URL: https://7universum.com/ru/social/archive/item/5208 (дата обращения: 25.04.2024).
Keywords: refugees, discourse, European Union, radicalization, Russia, terrorism, extremism
АННОТАЦИЯ
В статье обсуждается проблема иммиграции и причины дискриминации и отчуждения беженцев в Евросоюзе из-за незнания их менталитета и наличия предрассудков. Исследуется феномен изоляции, которая происходит на фоне социального отказа и используется как подход к внедрению теории экстремизация посредством дискурса. Эта теория предполагает, что дискурс как мощный инструмент, способный создавать и формировать реальность, может быть использован, чтобы привести людей к экстремизму. Случай с Закариаси Мусауи, который считается одним из участников терактов в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г., анализируется, чтобы дать практическое подтверждение теории.
ABSTRACT
The article discusses the issue of immigration and the causes of discrimination and alienation of the new comers to the European Union due to the lack of knowledge of the other and the existence of prejudice. In it the phenomenon of isolation thanks to social rejection is explored and used as an approach to the introduction of the theory of extremization through discourse. This theory proposes that discourse as a powerful tool capable of creating and shaping reality can be used to lead individuals to extremism. The case of Zacharias Moussaoui who is considered played a role in the terrorist attacks in New York on September 11, 2001 is analyzed to give a practical application to the theory.
Летом 2015 г. кризис беженцев, спасающихся от войны и нестабильности в таких странах, как Афганистан, Ирак, Ливия и Сирия, достиг своего пика. Люди вынужденно бежали от разрушений и безвластия, вызванных многолетними (в некоторых случаях в течение десятилетий) войнами, в развязывании которых немалую роль сыграли США вместе с европейскими союзниками, преследовавшие свои экономические интересы. В поисках лучшей жизни для себя и своих семей многие люди рискнули покинуть свою страну и пересечь Средиземное море, чтобы оказаться на европейской земле, став беженцами. Более 70-ти лет назад европейцы пересекали Атлантический океан, бежали на американский континент, а правительства Канады и Аргентины сделали свои государства странами-рецепторами для преследуемых, в том числе и для экономических мигрантов; сегодня рецептором стал Евросоюз (ЕС). Можно сказать, что эти два трагических момента в истории человечества различаются по тому, как они должны восприниматься, если проанализировать их с помощью постколониалистского и евроцентрического подхода. Во-первых, бегущие от нацистов европейцы отправлялись на американский континент, и страны-рецепторы можно рассматривать как бывшие колонии, помогающие родине, поскольку существует тождество между народами по обе стороны Атлантики. Эта идентичность включает в себя язык, историю, обычаи и религию, кроме этого американский континент был одним из самых безопасных регионов в мире во время II мировой войны благодаря своему географическому положению. Но наиболее важным в современном европейском дискурсе о людях, спасающихся бегством из стран Ближнего Востока и Африки, является религия. Некоторые беженцы из раздираемых войной стран, добирающиеся до берегов ЕС, являются мусульманами, другие – христианами, или принадлежат к другим конфессиям, или вовсе нерелигиозны. Тем не менее СМИ, как правило, забывают о том, насколько важно отметить эту разницу, дабы избежать путаницы среди европейцев и не создавать негативных стереотипов. В результате это привело к отождествлению слов «беженец» и «мусульманин», а человека с неевропейской внешностью – с беженцем или иммигрантом. Стоит отметить, что иногда стереотипы распространяются и на иммигрантов второго или третьего поколения. Таким образом, новоприбывшим и родившимся в Европе детям иммигрантов, возможно, нелегко интегрироваться в европейское общество и, вероятно, они никогда не добьются успеха в приютившей их стране, поскольку не соответствуют имеющемуся представлению о том, кто является европейцем, а кто нет, как должен выглядеть европеец и во что он должен верить.
Вышеупомянутого не было на американском континенте во времена II мировой войны, когда европейцы бежали из Европы. Это может быть связано и с колонизаторскими настроениями в Латинской Америке, которая считает, что все приходящее из Европы могло бы обеспечить развитие; эти настроения присутствуют и сегодня в англо-французской Северной Америке с ее построенной идентичностью как нации иммигрантов. Так что европейские беженцы избегали тех же условий, какие имеет большинство из ближневосточных и африканских беженцев в ЕС сегодня. Беженцам из Европы удалось быстро интегрироваться в общества американского континента. Кроме того, из-за их американского колониального прошлого язык не был проблемой для европейских беженцев; также свою роль перед местными жителями сыграли их религиозные убеждения. Это сравнение могло бы помочь лучше понять социальное воздействие, которое сегодня оказывается как на европейские общества-рецепторы, так и на беженцев. Американским континентам было легче принимать и интегрировать европейских беженцев из-за общей идентичности. Сегодняшние беженцы приезжают в ЕС из стран, где большинство населения – мусульмане, и это используется в СМИ и в политическом дискурсе, который выступает не только за помощь беженцам, но и за либеральные ценности ЕС и охватывает экономический протекционизм, политический изоляционизм и возрождение национализма.
Со страхом, рожденным на почве террористической деятельности отдельных лиц или групп, которые утверждают, что они являются последователями Ислама, хотя их действия противоречат ценностям этой веры и считаются грехом, например, использование насилия [1, c. 21], связана созданная СМИ повестка дня, которая подчиняется интересам мощных консервативных и националистических групп и использует образ варварского врага, несущего угрозу тому, что называют «западными ценностями». Со страхом приходит отказ от всех тех, кто может быть ассоциирован с радикальным исламизмом, от тех, кого европейцы воспринимают как неевропейцев, и это приводит к изоляции. Если изоляция следует описанному выше процессу, она является проталкиваемой изоляцией, и самоиндуцированной, если индивидуумы осознают, что доминирующий дискурс считает их врагом, вследствие чего беженцы перестают взаимодействовать с европейцами, чтобы избежать конфликта. Оба типа изоляции должны вызывать тревогу, поскольку речь идет о людях, которые должны быть членами общества, но не могут интегрироваться из-за иррационального страха, управляемого дискурсом тех, у кого есть доступ к СМИ и ресурсы, теми, кто хочет держать или заполучить власть. Тем не менее эта нагнетающаяся изоляция имеет потенциал для создания реакции, которая использует насилие против тех, кто вытесняет их из общества; в настоящее время они отвергают тех, кто обобщает и видит всех европейцев как «других». Отвержение и изоляция имеют возможность создавать радикалов и экстремистов не только в исламе или других религиозных кругах, но и в любой другой области, областях человеческого взаимодействия.
Теоретическая основа
Необходимо провести разграничение между радикалами и экстремистами. Первых можно рассматривать как агентов перемен, а последних – как личностей с глубоко укоренившимися в их сознании взглядами на различные сферы жизни, которые вынуждают следовать им либо насильственными, либо ненасильственными методами. Радикализм и экстремизм – это качества, приобретенные в процессе социального взаимодействия, когда люди из числа функциональных членов общества переходят в ряды радикалов в попытке изменить аспекты, которые, по их мнению, не работают. Радикалы могут стать экстремистами в случае если не достигнут своей цели, так как не каждый стремится принять новые аспекты, или если они недовольны результатами. Изучение экстремизма, находящегося на шаг вперед от радикализма и на шаг позади от терроризма, должно иметь большое значение для социологов и политологов, которые пытаются понять и предотвратить действия, совершаемые группами международного терроризма. Принимая определение Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» Российской Федерации, можно выделить некоторые характеристики экстремизма: общественное оправдание терроризма и других террористических действий, подстрекательство к социальной, расовой, этнической или религиозной ненависти, пропаганда исключительности, превосходства или неполноценности человека на основе его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии; и нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии [2]. Из этого определения следует, что элементы превосходства и неполноценности играют ключевую роль в понимании сущности экстремизма.
Этот анализ позволяет ввести теорию экстремизации через дискурс, описанная экстремизация может произойти двумя способами: основанными на силе, которая подталкивает к изменению, и будучи этой силой, на которую влияет дискурс. Филлипс и Йоргенсен определяют дискурс как «особый способ общения и понимания окружающего мира (или любого аспекта мира)» [3, c. 18]. Поэтому дискурс не ограничивается только речью, тем, что выражено и как оно выражается (вербально). Сюда относится также понимание нашей реальности, которая является субъективной для каждого из нас и может быть выражена через наши повседневные действия, манеры и то, как мы обращаемся к другим (невербально).
Внутренняя экстремизация – это процесс перехода к экстремизму радикализированного индивидуума, идентифицирующего аспекты, которые он хотел бы изменить в дисфункционально воспринимаемом им обществе. Внешняя экстремизация – это когда члены дисфункционального общества изгоняют из него индивидуума, подобно изоляции, но такой тип экстремизации может представлять больший риск для изгоняющего общества, так как это может вызвать недовольство и ненависть у изгнанников и характеризуется насильственными физическими или нефизическими действиями. Поскольку второй способ экстремизации лучше дает понять природу террористической деятельности, в этом анализе основное внимание будет уделено именно ему.
Процесс внешней экстремизации не является линейным в связи с тем, что люди не идут от функциональных членов общества к экстремизму по прямому пути, им приходится проходить новый процесс поиска личности, включающий отказ и принятие, который может длиться всю их жизнь.
/1.png)
Рисунок 1. Поиск идентичности
Изгнанники могут бесконечно находиться в поиске личности, пока не вернутся к новому функциональному обществу (результат 1), не решат принять экстремизм (результат 2) или жить в изгнании из функционального общества с созданием параллельного общества (результат 3) (диаспоры). Экстремистские религиозные группы могут предлагать тем, кого изгоняли из общества, защиту групп, основанную на чувстве принадлежности. Поэтому смягчение и ограничение того, что должно и не должно быть приемлемым как часть ответственной свободы слова людей, должно быть направлено на общество в рамках российского законодательства о противодействии экстремистской деятельности, признающего дискурс превосходства или неполноценности отдельных лиц экстремизмом и препятствующего его появлению.
Дисфункциональность не имеет совершенно негативного оттенка, как во внутренней экстремизации, выявляя слабые места, чтобы улучшить условия жизни для некоторых членов общества посредством перемен. Это изменение должно анализироваться членами общества, поскольку не является статичным и формируется человеческими взаимодействиями под влиянием социально сконструированного дискурса, постоянно меняется и эволюционирует. При принятии решения о том, следует ли принять предложенное изменение, следует изучить преимущества и недостатки, и если выгоды будет больше или недостатки окажут небольшое влияние на жизнь членов общества, тогда должны приниматься изменения с учетом культурных ценностей. Тем не менее во внешней экстремизации дисфункциональность более отрицательна, поскольку она позволяет возникнуть условиям, которые делят ее и вытесняют из нее функциональные члены. Но как дисфункциональное общество переходит из такого состояния в функциональное общество (как показано на рисунке 1)? Прямая линия представляет собой процесс социальной реконструкции, в котором после изгнания нежелательных членов общество будет переоценивать свою собственную идентичность и решать, может ли оно функционировать без изгнанных (результат 3) или готово принять их обратно (результат 1). Экстремизм (результат 2) может проявиться, несмотря на то, что новое функциональное общество принимает изгнанных или существует как диаспоры, поскольку «экстремизированные» люди не согласятся ни с каким результатом и продолжат придерживаться дискурса, который их сначала изгнал.
В качестве примера, на котором может быть объяснена теория экстремизации через дискурс, можно взять Захариаса Мусауи и его отношение к «Аль-Каиде» и терактам 11 сентября в Центре международной торговли Нью-Йорка [7]. Мусауи – сын алжирской женщины, которая мигрировала во Францию в 1968 г. и сама является мигрантом второго поколения. Его мать Айша эль-Вафи считает, что постоянная дискриминация, основанная на расовых особенностях ее сына, изгнала его из французского общества, в котором он родился. Эта ситуация повторяется в других обществах-реципиентах мигрантов, в частности американском, где дети иммигрантов из Латинской Америки второго или даже третьего поколения все еще могут сталкиваться с расовой дискриминацией или, как ожидается, будут знать или сохранять культурные аспекты нации своих родителей, где они никогда не жили и не были. Дискриминация происходит через дискурс, который может быть вербальным и невербальным, в случае с Мусауи это произошло в обоих направлениях и привело к тому, что он нашел убежище в религии и принял экстремистское толкование ислама. Каждый раз, когда Мусауи отвергался за то, что он не соответствовал стандартам и стереотипу о том, как должен выглядеть идеальный француз, это был толчок к тому, чтобы быть изгнанным из французского общества. Это общество было неблагополучным, поскольку оно не позволяло ему полностью интегрироваться из-за характеристик, которые не были под его контролем, несмотря на то, что он говорил по-французски и Франция была его родной страной.
Мусауи был изгнан из французского неблагополучного общества и продолжил поиск новой идентичности, ратующей за экстремистский исламизм, но его мать продолжает жить в этом обществе и вместе с ним находится на пути поиска равновесия и становления членом функционального общества. Это было замечено во время президентских выборов во Франции в 2017 году, когда националистический «Национальный фронт» Марин Ле Пен с сильным дискурсом о защите французских ценностей был побежден Эммануэлем Макроном, имеющим более лояльные взгляды на интеграцию всех народов Франции. Это приводит к вопросу о том, существует ли экстремизм в функциональном обществе, как показано на рисунке 1? Такая позиция имеет право на существование, потому что это именно человек, пускающийся на поиски новой идентичности, в то время как дисфункциональное общество проходит путь становления функционального общества. Затем человек «поднимается» как экстремист, который может сосуществовать в так называемом функциональном обществе. С учетом функциональности (это социальный термин) есть два результата: а) функциональное общество может быть одним из изгнанных, если оно решит охватить дискурс, изгнавший индивидуумы и благоприятствующий экстремизму, б) оно также может отвергнуть дискурс, изгнавший людей, которые не соответствовали ожидаемым характеристикам и вернули его к процессу примирения, что является наиболее желательным сценарием успешной борьбы с экстремизмом.
В мультикультурном обществе, таком как французское или американское, экстремизм может легко найти выход из внутренних мыслей людей и стать реальной угрозой для религиозных или этнических групп, если государство не накладывает ограничений на то, что можно сказать и сделать в отношении свободы слова. Ярким примером предыдущей является первая поправка к американской Конституции, в которой говорится, что «Конгресс не принимает никаких законов .., сокращению свободы слова или печати» [5]. Можно сделать вывод, что в американской Конституции нет законов, направленных на борьбу с «... социальной, расовой, этнической или религиозной ненавистью, пропагандой исключительности, превосходства или неполноценности человека на основе его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии ... » и более того, она даже поддерживает эти идеи и способы выражения превосходства как свободу слова, которая в последнее время привела к появлению фашизма в США [6]. А в статьях 10 и 11 французской Декларации человека и гражданина четко сформулировано, что свобода слова имеет ограничения, контролируемые законодательством [1]. Однако, к примеру, деятельность небезызвестного сатирического издания «Шарли Эбдо» разрешена.
Решение проблемы должно заключаться не в том, чтобы запретить публичные высказывания, противоречащие интересам государства и народа, которых опасаются в США, а в том, чтобы установить ограничения для неконтролируемой свободы слова в целях препятствования унижению достоинства других людей, как, например, в статьях 282 УК РФ или Федеральном законе от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», который направлен на защиту не только одной этнической, национальной или религиозной группы, а всех в равной степени. Эти ограничения должны контролироваться государством и гражданским обществом, поскольку оба они извлекают выгоду из его правильного применения. Как показано в этом исследовании, свобода слова может включать в себя высказывания о ненависти и использоваться людьми, социальными и религиозными лидерами и политиками и всеми, кто имеет доступ к дискурсу и в конечном итоге создает условия для возникновения или экстремистских идей и действий. Безответственный дискурс в мультикультурном или в многонациональном обществе может создать противостояние, способное привести к тяжелым последствиям.
Список литературы:
Информация об авторах
Ph.D. Student of International Relations and World Politics at Saint-Petersburg State University, 199034, Russia, Saint-Petersburg, University Embankment, 7/9