Духовная поэзия иеромонаха Романа (Матюшина)

АННОТАЦИЯ

В данной статье авторы обращаются к поэзии иеромонаха Романа (Матюшина), по словам В.Г. Распутина, вошедшей в то русское духовное и культурное «избранное», в котором каждый найдет утешение. Кратко охарактеризованы образы и мотивы поэзии, а также представлены некоторые особенности языка стихотворений.

ABSTRACT

In this article authors address to poetry of the celibate priest Roman (Matyushin), according to V. G. Rasputin, entered those Russian spiritual and cultural “favourites” in which everyone will find a consolation. Images and motives of poetry are briefly characterized, and also some features of language of poems are presented. 

Обращение к поэзии иеромонаха Романа (Матюшина) обусловлено, во-первых, повышенным интересом к духовной культуре со стороны гуманитарных наук (что связано со сменой социально-идеологической парадигмы в России еще в 1990-е годы); во-вторых, наличием большого количества исследований, посвященных православной, а шире – христианской культуре, отраженной в русском искусстве, и ее роли в формировании общественного сознания; в-третьих, необходимостью практического использования результатов исследований в области духовной культуры и литературы в практике просвещения.

В современных филологических исследованиях сделана попытка классифицировать поэтические тексты с позиции проявления уровня религиозности автора. Интересна теория В.Н. Баракова и Н.Н. Гордиенко, согласно которой авторов, в чьем творчестве в той или иной степени отражена религиозная картина мира, можно разделить на три группы.

К первой (самой многочисленной) группе исследователи относят поэтов-графоманов, словоохотливых авторов, которые религию квалифицируют как разновидность идеологии: в поэзии происходит «слияние политического и религиозного пафоса» [4, с. 19]: «Спаси, Христос! Кругом одна измена» [1, с. 48] (В. Костров).

Вторую группу составляют поэты-созерцатели религии: это приверженцы религиозной традиции, но «не ревнители, а участливые наблюдатели» [1, с. 48]. По мнению Н.Н. Гордиенко, для данных текстов характерны «мотивы исканий и сомнений, борьбы веры и неверия при безусловной устремленности к высшему духовному началу, тяготеет к индивидуально-авторскому преломлению духовной традиции, а не к всецелому, канонически строгому, всепроникающему погружению в нее как в единственно возможный способ духовно-телесного существования» [2, с. 8]: «Все грешны. Всех уровнять бы, / Кажись, по общему сходству? / Но кто-то грех ненавидит, / А кто-то – рад греховодству» [1, с. 48] (Н. Матвеева).

Несмотря на то, что для поэтов второй группы характерно «признание евангельских заповедей и христианских ценностей основой духовной жизни, обращение к библейским темам, мотивам, образам, обнаружение в них параллелей с современностью либо пророчеств о будущем, воссоздание образов духовных святынь в художественном пространстве создаваемых произведений, образов Христа, Богоматери, святых, символов храма, свечи, креста, иконы и т. п.», поэтов третьей группы отличает от них искренняя и глубокая вера и понимание того, что религиозная поэзия стоит вне текущих мелочей действительности (Ф.И. Буслаев). Произведения этих авторов ориентированы на каноническую религиозную традицию, показывают глубокое её знание, мировоззрение человека, который живет неразрывно с религией (воцерковлен), активно участвует в таинствах, посещает богослужение, совершает паломнические поездки и т. п.: «Станем пред Царицею Небесною / В скорби неутешныя своей. / Радуйся, Невесто Неневестная, / Радуйтесь, молящиеся Ей. / Радуйся, нам радость Подающая, / Верных благодатью осияй. / Никого ещё к Тебе грядущаго / Не отвергла, Радосте моя…» [4] (иеромонах Роман (Матюшин)).

Иеромонах Роман (Матюшин) в своей поэзии, с одной стороны, является продолжателем традиций духовной поэзии, с другой – выступает неким новатором. Традиционно на Руси духовными стихами называли песни, чаще всего эпические (сюжетные), на религиозные сюжеты, исполняемые обыкновенно бродячими певцами (преимущественно слепцами) на ярмарках, базарных площадях или у ворот монастыря. В сравнении с фольклорным духовным стихом, в поэзии иеромонаха Романа ослаблено эпическое (повествовательное) начало и преобладает стихотворное, из чего мы можем сделать вывод о том, что духовные стихи о. Романа имеют скорее лирическую природу, чем эпическую; стихи иеромонаха Романа более сложны в жанровом отношении: они классифицируются на стихи-проповеди, стихи-исповеди, стихи-молитвы.

Например, в стихотворении «Пресвятая Богородице…» автор просит Богородицу об избавлении земли Русской от напасти и погибели:

Пресвятая Богородице!
Ты Покровом покрываеши
Русь мою многострадальную,
Русь мою многораспятую.
О, Владычице Державная,
Херувимов Пречестнейшая,
Мати Господа Всевышнего,
Погибающим Взыскание!
Умоли за землю Русскую
Сына Своего Сладчайшего,
Да воздаст Он нам по милости,
– Не по нашему неверию. [4]

А в стихотворении «Великоросс! Какая высота…» автор обращается к россиянам с призывом жить по Заповедям Божиим: 

Великоросс! Какая высота
В одном именовании твоём!
Но помни, ты без Бога – сирота
(Ужели и теперь не сознаём?).
Великоросс! Сорви с себя ярмо,
Заморский хлам, личины, бубенцы!
Доколь плутать? Иди стезёй прямой,
Которой шли и деды и отцы
(Святые наши деды и отцы!). [4]

Смыслообразующую роль в духовных стихах иеромонаха Романа играют два образа – Бог и Богородица. Все исповедальные стихи и стихи-молитвы обращены к Богу. Представление о «Боге» в поэзии иеромонаха Романа реализуется такими лексемами, как Бог, Творец, Всевышний, Судия, значительно реже встречаются лексемы Господь и Христос. Основные духовные совершенства и промыслы Бога выражены словосочетаниями: «Мудрость Божия», «Любовь Христова», «воля Божия», «Божия Милость», «Божий гнев». Концепт «Богородица» в лирике о. Романа представлен не менее ярко. Для воплощения образа Богородицы автор опирается на сведения евангелистов о Божией Матери, предания, апокрифы и на сложившиеся традиции представления данного образа в русской православной культуре [5, с. 304–306].

Немаловажную роль в духовных стихотворениях иеромонаха Романа играет обращение к библейским мотивам и образам. Широкое распространение получили в его лирике библейские ассоциации, притчевые образы и цитаты из Священного Писания. Евангельским притчам «О блудном сыне», «О сеятеле», «О фарисее и мытаре» посвящены целые стихотворения. Благодаря использованию этих притчевых образов, поэт проводит яркие аналогии между событиями евангельских притч и современной жизнью. Предметом художественного осмысления становится в стихах о. Романа судьба первого человека, запутавшегося, подобно «птице обреченной», в «сетях» греха.

Большое количество стихотворений посвящено периоду земной жизни Иисуса Христа, так называемая «Евангельская поэзия». Ее содержательным центром является Голгофско-Пасхальная тема. Ключевым вехам Страстной недели посвящен целый поэтический цикл, написанный в 2001 году. В этом цикле запечатлен весь онтологический смысл земных страданий Иисуса Христа. Наиболее яркие картины голгофской драмы запечатлены в стихах-песнях «Гора Голгофа» и «Поят Пилат Христа…».

Сквозь все стихотворения о. Романа проходит образ Святой Руси. Необходимо заметить, что образ России в поэзии иеромонаха Романа приобретает некий сакральный смысл. Святая Русь у о. Романа – страна великих подвижников, святых мучеников, страна героев, сложивших свою голову за Веру и Отечество. Однако в поэзии иеромонаха Романа Русь двулика – свята и порочна. И чем больше пороков и искушений преодолевает Русь и весь русский народ, тем больше ее/его святость. Соединяет эти два контрастных облика образ Руси-Голгофы, Руси распятой. В стихотворении «Слушай, Русь!», написанном в форме разговора Господа со Святой Русью, о. Роман называет Россию «Последним Уделом», невестою Христа. О. Роман видит высокое предназначение России – хранить свое Святое Отечество и Веру Православную и нести Слово Божие, несмотря на все страдания, которые выпадают на ее долю.  

В некоторых стихотворениях иеромонаха Романа Россия пребывает в духовном «оскудении», «запустении» и позволяет «заморским нехристям» и безбожным «князьям» попирать и осквернять себя. Но Святая Русь неуничтожима. Ее всегда невидимо хранит Божия Матерь, как свой Удел.

Ведущее место в языке поэзии иеромонаха Романа (Матюшина) занимает церковная лексика и библеизмы. Важно отметить, что широкое употребление о. Романом религиозной лексики не создает ощущения смысловой перегруженности текстов стихотворений, а придает им особую атмосферу смирения, покоя, возвышенности и вместе с тем душевной простоты.

Подводя итог всему вышесказанному, можно сделать вывод о том, что иеромонах Роман, являясь одним из достойнейших представителей современной духовной поэзии, возродил и выступил реформатором жанра духовного стиха. Он вернул в современную поэзию то, чего так долго жаждала русская душа в тяжелые атеистические советские годы, – духовные и нравственные ценности, стремления и идеалы русского народа, которые нерасторжимо связаны с Верой Православной.